Нихон сёки. Анналы Японии

В тех краях горы высоки, долины глубоки, зеленые пики один над Другим громоздятся, и, даже опираясь на посох, подниматься туда тяжело. Скалы там обрывисты, подвесные мостики непрямы, вершин — многие тысячи, и лошадь не пройдет даже с ослабленными удилами[514]. Но Ямато-такэру-но микото, пробираясь через дымы и преодолевая туманы, переходил через высокие горы.

Вот, добрался он до пика, почувствовал голод и там, в горах, сел за трапезу. Бог той горы вздумал помучить владыку, обернулся белым оленем и явился перед владыкой. Удивился тот и бросил в белого оленя стрелку чеснока[515]. Попал [чеснок] тому прямо в глаз и убил.

И тут же владыка дорогу потерял, как из этого места выбраться — не знает. Тут, откуда ни возьмись, прибежала белая собака, стала показывать, что поведет владыку. Пошел он за собакой и с ее помощью вышел в Мино. А Киби-но Такэпико [как раз] возвращался из Коси, и они встретились.

До всего этого многие из тех, кто переходил высоты Синано, попадали под дыхание бога, заболевали и умирали. Однако с тех пор, как принц убил белого оленя, если, переходя горы, жевать чеснок и натирать им людей, быков и лошадей, то под дыхание бога не попадешь.

8. Смерть Ямато-такэру-но микото и Гробницы Белой птицы.

Вновь вернулся Ямато-такэру-но микото в Вопари, взял в жены Мизу-пимэ, дочь Вопари-но уди, остановился там на время и провел месяц. Узнав о том, что на горе Ибуки-но яма в Апуми живет злокозненное божество, он достал меч[516], положил его на хранение в доме Мизу-пимэ и изволил отправиться с пустыми руками.

Когда он дошел до горы Ибуки-но яма, бог этой горы, оборотившись белой змеей, вышел на дорогу[517]. Ямато-такэру-но микото, не зная, что это хозяин-бог превратился в змею, говорит: «Эта большая змея наверняка гонец злокозненного бога. Если мне удастся убить хозяина-бога, то стоит ли возиться с его гонцом?» И он отшвырнул змею и пошел дальше.

Тогда бог горы вызвал тучи, и из них посыпался град. Пик заволокло туманом, в долине стало темным-темно, дороги не различить. Не может он двинуться ни вперед, ни назад, как выбраться — не знает. Вот, пробираясь через туман, пошел он напролом и в самом деле сумел выбраться оттуда. Однако он совсем потерял разум, словно сильно захмелел. Вот, оказался [яп. ви] он возле источника [яп. ви] у подножия горы, стал пить из него воду и очнулся [яп. самэ]. Потому и зовут этот источник Ви-самэ-га-ви, Источник, Оказавшись у которого, Очнешься. В этих местах впервые ослабло тело Ямато-такэру-но микото.

Наконец он поднялся и вернулся в Вопари. Не заходя в дом Миязу-пимэ, он отправился в Исэ и пришел в Воту. В давние времена, в тот год, когда Ямато-такэру-но микото собрался в поход на восток, он останавливался на побережье Воту и сидел там за трапезой. Достал он тогда свой меч и положил под сосной, да и ушел оттуда, так про него и забыв. На этот раз он опять туда отправился, а меч там лежит по-прежнему. Тогда он так сказал словами песни:

О, сосна, [на мысе Воту],
Что прямо напротив Вопари!
О, сосна!
Апарэ!
Была бы ты человеком,
Я привязал бы тебе меч к поясу,
Шелковую одежду дал бы!

[518] —

так спел. Дойдя до Обоно[519], он сильно занедужил. Поднес он тогда храму бога [Исэ] всех эмиси, которых взял в пленники[520]. И послал Киби-но такэ-пико, чтобы тот передал государю слова принца: «Я, недостойный, получив приказ от Небесного двора, в дальних краях поверг восточных эмиси. Заручившись милостью богов, на государеву мощь опираясь, я заставил непокорных подчиниться и повиниться, а злокозненные божества сами по себе умиротворились. И вот я свернул кольчугу, собрал копья и, радостный, домой повернул. Желал я, чтобы наступил день и час, когда я смогу ответить за полученный приказ перед Небесным двором. Однако внезапно пришел Небесный приказ, и [как] быстро пролетает повозка с четверкой лошадей через трещину на дороге[521], [так же коротка и человеческая жизнь]. И вот, лежу я один на заросшем поле, и не с кем мне словом перемолвиться. Однако стану ли я так сожалеть о потере тела? Горюю я лишь о том, что не суждено мне лицезреть государя».

И вот, скончался он на поле Нобоно. Было ему тогда 30 лет.