За прошедшее время (больше месяца) пациентка оставалась на ИВЛ, примерно после второй МРТ была отключена медикаментозная седация. Продуктивного контакта нет, тетрапарез с активными движениями рук, напоминающими движения новорожденного. Выраженная реакция на боль, на трубку и все такое. Хороший кашлевой рефлекс. Глаза периодически уплывают вправо. Стопы «повисли», пришлось срочно надевать ортезы (специальные фиксаторы, применяются при нарушении мышечного тонуса), но, как потом выяснилось, все равно упустили.
Мама пациентки практически жила в отделении. То есть через месяц она вышла на работу на полдня и приходила только после обеда. Но, в принципе, она проводила в блоке большую часть суток. Помогала ухаживать за дочерью, причесывала, разминала мышцы и разговаривала, разговаривала и разговаривала. Мы все очень надеялись, что она достучится, и девушка придет в ясное сознание. Шаманство, естественно, но туча консилиумов ничего особенного не дали, сплошные вопросы и советы продолжать лечение дальше.
Состояние мамы изначально пугало меня почти так же, как и состояние дочки. Ни скандалов, ни упреков. Она просто сидела, выпрямившись, и ждала. Часами. Иногда приходили другие родственники, и я внушала им, что маму нужно кормить, поить и следить, чтобы она спала. Они кивали и, наверное, что-то предпринимали. Потом все стало уже не так остро, но, например, наш психиатр, взглянув на происходящее со стороны, предложил маме свою помощь. Потому что невозможно переживать то, что переживала мама, и сохранить душевное здоровье.
Наши неврологи сказали жестко: декортикация (смерть коры головного мозга), ловить нечего. Пришлые консультанты были менее категоричны, настаивали, что процесс еще не завершен, а как завершится – посмотрим. Что за процесс, так никто и не понял. Из крови и мокроты постоянно высевалась внутрибольничная флора, мы ее били соответствующими антибиотиками. Ни на лихорадке – 1–2 свечки в день, купируется самостоятельно, на показателях воспаления все это никак не отражалось.
Уровень сознания и неврологический статус постоянно менялся: движения рук стали целенаправленными – оттолкнуть, вытащить трубку, почесать и все такое. Глаза уплывали все меньше, создавалось впечатление, что она с большим усилием, но пытается сфокусироваться. Мама приносила плейер и включала музыку в наушниках, разную еду на попробовать – вообще-то кормилась пациентка в зонд, но глотание потихоньку появлялось, и я попросила маму приносить еду с разными вкусам, чтобы раздразнить. Девушка периодически гримасничала, я было решила, что это судороги, но мама сказала, что это привычка, с которой она, мама, всю жизнь боролась. С пациенткой начал работать массажист. Да, ИВЛ прекратили, но трахеостому оставили – откашливание было еще не очень эффективным, требовались регулярные санации.
Выполнили ЭЭГ-мониторирование, там хаотичный альфа-ритм и высокая судорожная готовность.
Так все потихоньку двигалось. Возникало ощущение, что девушка смотрит на говорящего, мне казалось, что больше всего ей нравятся мужчины с усами (есть у нас такие в штате). Вроде появились «да» и «нет» в виде жестов.
Потом опять – бабах! – полыхнула аспергиллезная пневмония (аспергиллы – грибы: такая пневмония развивается при выраженном иммунодефиците). Настоящая, с острыми бронхоэктазами и всеми другими признаками. Вот тут я почти смирилась с тем, что пациентку мы потеряем. Она сразу стала совсем никакая. И по уровню сознания, и по интоксикации, даже глюкоза начала падать без инсулина. Снова начали ИВЛ. Исчезло глотание, пришлось наложить гастростому. Присоединилась полиурия до семи литров в сутки – раньше она тоже бывала эпизодами, но сейчас хлестало постоянно, еле успевали возвращать. Упал белок. Девушка уходила. Мы начали вводить противогрибковые препараты.
Но ничего. Потихоньку, на второй неделе, она начала выбираться. Все вернулось, как было, даже с положительными изменениями: контакт стал более четкий, «да/нет», улыбка, радость при виде мамы с подскоками давления и тахикардией, быстрое успокоение и засыпание, когда мама уходит. Прибавила в весе, поднялся белок, опять начала самостоятельно глотать.
А потом произошло чудо: девушка самостоятельно выдрала у себя трахеостомическую трубку и практически сразу заговорила. Отверстие, кстати, закрылось уже на следующие сутки.
Словарный запас за пару суток вырос от пресловутых «да/нет» до вполне распространенных фраз. Оказывается, она очень много помнит из происходившего с ней во время болезни и большую часть своей предыдущей жизни. И считала, что находится в психиатрической больнице. Терапевтический обход (зам по терапии, заведующие четырех отделений) дружно рыдал в ординаторской, когда она на просьбу что-нибудь сказать произнесла: «Спасибо вам!» Было видно, что говорит с усилием, тембр голоса стал ниже, но все это постепенно менялось в лучшую сторону. Мама, прошедшая через весь этот ад вместе с дочкой и с нами, пожимала плечами, мол, она точно знала, что дочка обязательно придет в себя.