Никогда не разговаривайте с реаниматологом

Речь становилась все лучше. С ней занимались логопед и массажист. По интеллекту снижения не видно, хотя судить еще явно рано. Помнит, что бухгалтер, хорошо считает в уме. Большие проблемы с кратковременной памятью, совсем как у рыбки Дорис. Наш психиатр говорит, что так пока и должно быть. Эмоционально, на мой взгляд – года 3–4. Очень зависит от мамы, плачет, когда та уходит, когда рядом нет хоть кого-нибудь. Плачет, когда не может вспомнить что-то из прошлого. Например, как выглядит ее квартира, помнит, адрес – нет. Такие провалы ее очень пугают.

Тетрапарез есть, но появились движения в пальцах ног, затем в стопах. По суставам все не безнадежно. Руки двигаются в плечах, хуже в локтях, совсем беда с движениями пальцев: сжимает предмет хорошо, а вот целенаправленно взять – никак. Выпало одно поле зрения. Сложно двигать глазодвигательными мышцами – поворачивает не глаза, а голову. Может сидеть без опоры.

Убрали гастростому, ест через рот без проблем, аппетит хороший. Инсулиновую помпу установить не удалось – не хватает жировой прослойки. Но с такими темпами она быстро все наест. Непонятно было, что делать с полиурией, но я втихаря, то есть вопреки мнению консилиумов, дала на три дня гормоны, и все тут же прекратилось, а бонусом ушла лихорадка.

Развилась атония (ослабление стенок органа) мочевого пузыря, пробовали убрать катетер и начать дробную катетеризацию – не вышло. Это уже потом.

Готовим к переводу в неврологическое отделение, а оттуда, после получения первой группы инвалидности, – в реабилитационный центр. Мама в панике, от нас забирать девочку не хочет, к неврологам не хочет: она слышала, как они рассуждали, что кора погибла, и ловить нечего.

Вообще, с этой историей я осознала массу ранее неведомых мне вещей:

1. Реабилитации мы не знаем, нас ей не учат, а в таких случаях без реабилитации упускается очень много. Например, мы почти упустили стопы, а мочевым пузырем следовало заняться раньше. Да и массажем, что уж там, следовало озадачиться раньше.

2. Инвалид для многих изгой даже на уровне больницы. В смысле, «что тут возиться, все равно здоровой она не станет». Это мнение, неофициальное, естественно, всех неврологов, логопеда, психолога, ЛОРа (все это наши специалисты). Что мы бегаем, ловим каждое улучшение и пытаемся заниматься реабилитацией – выше их понимания. Для них ее выход на ясное сознание – не чудо, а усложнение ситуации.

3. Мама еще лишь осознает, что ей предстоит, и поддержку видит фактически только среди нас, персонала реанимации. У нас даже санитарки находят время посидеть-поболтать с девушкой, все радуются любому ее успеху. Мир во вне намного более суров. Да и масса бытовых вопросов вроде мытья, кормления и смены памперсов у нас решается автоматически. А как будет в отделении – неизвестно. По крайней мере, по первому зову точно никто не побежит. Мама это видит и жалуется, что мы пытаемся от них избавиться. Я ее понимаю, как понимаю и вечно хнычущую девочку, на которую обрушилось осознание произошедшего. Обеим страшно, обе не знают, что их ждет в будущем. Ни о какой психологической поддержке в стенах нашего заведения речи не идет, хотя штатный психолог есть, девочку осмотрел, написал что-то вроде «выраженное снижение интеллекта» и все. Эмоциональное состояние пациентки его не заинтересовало. С мамой периодически разговаривает психиатр, но только как волонтер: ему этот случай очень интересен, и он один из немногих, кто искренне рад за пациентку.

В общем, отправляем девушку в неврологию. Туда будут постоянно бегать эндокринологи, корректировать дозу инсулина.

Она провела у нас в реанимации ровно сто дней. Поступила полностью сохранной, выйдет глубоким инвалидом, пусть и с высоким реабилитационным потенциалом. Что с ней было, могли ли мы остановить этот процесс пульс-терапией гормонами, ответов на эти вопросы я не знаю. Но я рада, что она выжила.

В неврологии пациентка пробыла ровно пять часов, после чего оказалась в ближайшей реанимации – нейроблоке.

Мы отправили ее после обеда, перед которым честно пересчитали хлебные единицы, проверили глюкозу и укололи соответствующую дозу короткого инсулина. На этой схеме – сочетание длинного и короткого – она спокойно жила последние 10 дней. В отделении она оказалась в 15:00. А в 18:00 глюкоза 30. Съела одно яблоко! К 20:00 снизили до 18, но началась полиурия. Девушку быстро перевели в нейроблок, там начали вводить инсулин через инфузомат и капать, но пока то да сё, она потеряла 10 литров мочи, а в крови начал развиваться ацидоз.

Нейрореаниматологи молодцы, к утру все компенсировали. Утром же меня позвали на консилиум. Приходим. Девушка рыдает, что ей здесь не нравится, где мама, и почему мы ее бросили. Глюкоза 10 ммоль/л. От завтрака она отказалась. Сидим, обсуждаем, что произошло. Я в глубине души абсолютно уверена, что в неврологии просто пропустили инъекцию инсулина. Все-таки сестры там не привыкли быстро выполнять назначения.