Никогда, никогда

Он хватает меня за руку, но на этот раз не ради удовольствия от соприкосновения наших ладоней. Он тащит меня за собой по улице, одновременно набирая свободной рукой что-то в телефоне. Я одновременно впечатлена и немного раздражена тем, что он так разговаривает со мной. Наши отношения могли представлять собой что-то в нашей предыдущей жизни, но в этой жизни я не знаю даже его второго имени.

– Это заведение находится на Норт-Рэмпарт-стрит, – подсказываю я.

– Понятно.

Он разозлен. Мне в общем-то нравится его злость. Мы идем по парку с фонтаном. Уличные торговцы расставили у ограды художественные работы и пялятся на нас, когда мы проходим мимо. Пока Сайлас делает один шаг, мне приходится пробегать три, чтобы не отстать Мы идем так долго, что у меня начинают болеть ноги, и в конце концов я вырываю руку из его хватки.

Он останавливается и поворачивается.

Я не знаю, что сказать и на что я злюсь, поэтому я упираю руки в боки и сердито смотрю на него.

– Что с тобой? – спрашивает он.

– Не знаю! – кричу я. – Но ты не можешь просто таскать меня так по всему городу. Я не могу идти так же быстро, как ты, и у меня болят ноги.

Это кажется мне знакомым. Почему это кажется мне знакомым?

Он отводит взгляд, и я вижу, что на его челюсти ходят желваки. Сайлас снова смотрит на меня. Все происходит быстро. Он делает два шага, отрывает мои ноги от земли и берет на руки. Затем идет дальше в том же темпе, а я только чуть-чуть раскачиваюсь вверх-вниз у него на руках. Сначала я взвизгиваю, но затем успокаиваюсь и обвиваю руками его шею. Мне нравится находиться у него на руках, где я могу касаться его и вдыхать запах его одеколона. Не припоминаю, чтобы среди вещей Чарли имелись духи, и сомневаюсь, что мне пришло бы в голову подушиться. Что же это говорит о Сайласе? Посреди всего этого он подумал о том, чтобы взять одеколон и побрызгаться прежде, чем выйти из дома. Значит ли это, что он всегда был человеком, заботящимся о мелочах – к примеру, о том, чтобы хорошо пахнуть?

Пока в моей голове вертятся эти мысли, Сайлас останавливается, чтобы спросить упавшую женщину, в порядке ли она. Она пьяна и неопрятна. Попытавшись встать, она наступает на подол своего платья и падает опять. Сайлас ставит меня на тротуар и идет, чтобы помочь ей.

– У вас не идет кровь? Вы не ушиблись? – спрашивает он. Помогает ей встать и подводит к тому месту, где стою я. Она пьяно бормочет, гладит его по щеке, а я гадаю, знал ли он, когда пошел помогать ей, что она бездомная. Я бы даже не притронулась к ней. От нее плохо пахнет. Я делаю шаг в сторону от них обоих и смотрю на него и на нее. Он полон участия и не сводит с нее глаз, пока она, спотыкаясь, не сворачивает за угол и не исчезает из виду. И только после этого он поворачивает голову, ища глазами меня.

И в эту минуту мне становится ясно, что собой представляет Чарли. Она не такая хорошая, как Сайлас, и любит его именно потому, что он так отличается от нее. Возможно, поэтому она и ушла к Брайану – потому, что не могла быть достойной Сайласа.

Как и я.

Он чуть заметно улыбается мне, и мне кажется, он смущен тем, что я застукала его за заботой о ком-то, кто совершенно ему не знаком.

– Ты готова?

Мне хочется сказать ему, что то, что он сделал, было мило, но нет, ведь мило – это такое глупое слово для обозначения доброты. Любой человек может притвориться милым, а то, что сделал Сайлас, было проявлением настоящей природной доброты, идущей от сердца. А вот у меня самой никогда не было таких мыслей. Я думаю о той девушке на уроке, которая уронила мне под ноги свои книги. Она тогда смотрела на меня со страхом. И явно ожидала от меня не помощи, а чего-то плохого. Но чего?

Мы идем по улице молча. Каждые несколько минут он смотрит на свой телефон, чтобы удостовериться, что мы идем в правильном направлении, а я смотрю на его лицо. Интересно, это и называется запасть на парня? Неужели, когда у тебя на глазах мужчина помогает незнакомой женщине, это может вызвать у тебя такие чувства? Но мы уже пришли. Он показывает на здание напротив, и я киваю.

– Да, это здесь.