Никогда, никогда

Я провожу большим пальцем по очертаниям этих деревьев, одновременно держа ее за плечо, ощущая на нем пупырышки гусиной кожи. Она склоняет голову набок, и из ее горла вырывается чуть слышное всхлипывание.

Я зажмуриваю глаза.

– Чарли? – Мой голос похож на наждачную бумагу, и я прочищаю горло, чтобы он опять зазвучал нормально. – Я передумал, – негромко говорю я. – Я не хочу давать тебе новое имя. Мне нравится то имя, которым я звал тебя прежде.

Я жду.

Жду ее язвительного ответа. Жду ее смеха.

Я ожидаю, что она оторвет мою руку от своей шеи, но она не делает ничего. А это значит, что я получаю все.

Я продолжаю держать свою ладонь на ее спине и медленно обхожу ее. Теперь я стою между нею и витриной, но она продолжает смотреть в землю. Она не поднимает глаз на меня, потому что – я это знаю – ей не нравится чувствовать себя слабой. А сейчас я заставляю ее чувствовать себя слабой. Свободной рукой я касаюсь ее подбородка и пальцами приподнимаю его.

Когда наши взгляды встречаются, мне кажется, что я знакомлюсь с той ее стороной, которой я еще не знал. Нерешительной. Ранимой. Которая позволяет себе испытывать какие-то чувства. Мне хочется улыбнуться и спросить ее, каково это – чувствовать, что ты влюблена, – но я знаю, что, если я начну дразнить ее сейчас, она разозлится и уйдет, а я не могу этого допустить. Только не сейчас, когда я наконец могу сравнить реальность с теми многочисленными фантазиями, когда я представлял себе ее поцелуй.

Ее язык скользит по нижней губе, и меня пронзает ревность, потому что это хотел сделать я сам.

И думаю… я это сделаю.

Я начинаю наклонять голову, когда она вдруг сжимает мои предплечья.

– Посмотри, – бормочет она, показывая на следующее здание. Ее внимание привлекла лампочка, мерцающая там, и мне хочется проклясть вселенную за то, что какая-то там электрическая лампочка только что оборвала то, что обещало стать самым любимым из моих немногочисленных воспоминаний.

Вслед за ней я смотрю на вывеску, которая, как мне кажется, ничем не отличается от вывесок всех прочих салонов таро, мимо которых мы прошли. Единственное, что отличает ее от предыдущих, это то, что она разрушила такой отличный момент для нашего поцелуя, момент, который – я в этом уверен – считала удачным и сама Чарли, и теперь я не знаю, когда мне удастся поцеловать ее вновь.

Она направляется к салону, и я следую за ней, точно жаждущий любви верный щенок.

В этом здании нет ничего примечательного, и мне непонятно, что в нем и в льющемся из него мерцающем дурацком свете заставило ее оторваться от меня и моего поцелуя. Единственное, что вообще свидетельствует о том, что это какой-никакой салон, это надпись «Съемка запрещена» на его затемненных окнах.

Чарли кладет руки на дверь и открывает. Я следую за ней, и мы оказываемся в чем-то, похожем на магазин сувениров вуду для туристов. За кассой стоит мужчина, а по проходам ходят несколько человек, разглядывающих товар.

Я пытаюсь рассмотреть все, идя вслед за Чарли. Она трогает все: камни, кости, глиняные сосуды с миниатюрными куклами вуду. Мы молча обходим все проходы, пока не доходим до задней стены. Чарли вдруг останавливается, как вкопанная, и показывает на фотографию на стене.

– Эти ворота, – говорит она. – Ты сделал фотографию этих ворот, и она висит в моей спальне.

– Я могу вам помочь?

Мы оборачиваемся и видим огромного – по-настоящему огромного – мужчину с растянутыми проколами в ушах, в которых висят кольца, и еще одним кольцом в нижней губе. Он стоит и с высоты своего роста пялится на нас.

Мне хочется извиниться перед ним и побыстрее убраться отсюда, но у Чарли явно иные планы.

– Вы знаете, что охраняют эти ворота? Те, что изображены на этой фотографии? – спрашивает Чарли, показывая на стену за своим плечом. Мужчина поднимает глаза на фотографию и пожимает плечами.

– Должно быть, это новая фотография, – отвечает он. – Я ее прежде не замечал. – Он смотрит на меня, выгнув бровь, во многих местах украшенную пирсингом. Кажется, из его брови торчит крошечная… кость? – Вы ищете что-то конкретное?

Я качаю головой и начинаю отвечать, но тут меня перебивает чей-то голос.

– Они пришли, чтобы увидеться со мной. – Справа от нас сквозь занавес из ниток бус просовывается рука, из-за него выходит женщина, и Чарли сразу же прижимается ко мне. Я обвиваю ее рукой. Я не знаю, почему она позволяет этому заведению пугать ее. Она не похожа на человека, который бы верил во всю эту лабуду, но я не жалуюсь. Испуганная Чарли означает, что Сайласу очень повезло.

– Пройдите сюда, – говорит женщина, делая нам знак следовать за ней. Я начинаю возражать, но затем напоминаю себе, что в таких местах… не происходит ничего, кроме клоунады. Это что-то вроде Хеллоуина, который проходит 365 дней в году. И эта женщина просто играет роль. Она ничем не отличается от Чарли и меня, притворяющихся теми, кем мы не являемся.