Никогда, никогда

– И что теперь? – спрашиваю я, откинувшись на спинку своего кресла. Она почти не притронулась к своей еде, а я, наверное, умял свою с такой быстротой, что побил рекорд.

Она поднимает на меня глаза, и по тревоге, написанной на ее лице, я понимаю, что она уже знает, что хочет сделать. Просто не хочет об этом говорить.

– В чем дело?

Она прищуривает глаза.

– Я не хочу, чтобы ты отпустил какой-нибудь хитроумный комментарий в ответ на то, что я собираюсь предложить.

– Нет, Чарли, – тут же отзываюсь я. – Мы с тобой не станем сбегать вместе. Пока что с нас хватит и наших татуировок.

На сей раз она не закатывает глаза в ответ на мою шутку. А только обреченно вздыхает, откинувшись на спинку своего кресла.

Эта ее реакция мне не по душе. Мне куда больше нравится, когда она в ответ закатывает глаза.

Я накрываю ее руку своей и тру ее большой палец.

– Прости, – говорю я. – Просто, по-моему, насмешка делает все это чуть менее пугающим. – Я убираю руку. – Так что ты хотела сказать? Я слушаю, честное слово. Клянусь своей честью лесоруба.

Она смеется, слегка закатив глаза, и я чувствую облегчение. Она поднимает глаза на меня, ерзает в своем кресле, затем снова начинает теребить соломинку в своем напитке.

– По дороге сюда мы прошли мимо… нескольких салонов гаданий по картам таро. Мне кажется, что, возможно, нам бы стоило попросить, чтобы нам погадали.

Я в ответ даже не вздрагиваю, а просто киваю и достаю из кармана бумажник. Кладу на стол достаточно денег, чтобы оплатить наш счет, и встаю.

– Согласен, – говорю я и беру ее за руку.

Вообще-то я не согласен, но мне жаль ее. Эти последние два дня были утомительными, и я понимаю, что она устала. И мне хочется хоть немного облегчить ее бремя, хотя я и уверен, что этот обман с картами таро нисколько нас не просветит.

Во время наших поисков мы проходим мимо нескольких салонов гадания, но всякий раз, когда я показываю на очередную вывеску, Чарли качает головой. Я не знаю, что она ищет, но мне нравится ходить с ней по улицам, так что я не жалуюсь. Она держит меня за руку, и иногда я обнимаю ее одной рукой и притягиваю к себе, когда наш путь становится слишком узким. Не знаю, заметила ли это она, но я проделывал это уже много раз. Всякий раз, завидев большую толпу, я направляюсь именно туда, чтобы иметь предлог обнять ее, когда мы будем проталкиваться. Ведь в конце концов она по-прежнему остается моим запасным аэродромом.

Пройдя еще около получаса, мы, кажется, подходим к границе Французского квартала. Толпы редеют, давая мне все меньше предлогов для того, чтобы притянуть ее к себе. Некоторые из магазинов и салонов, мимо которых мы проходим, уже закрылись. Мы доходим до Сент-Филип-стрит, когда она вдруг останавливается перед витриной художественной галереи.

Я стою рядом с ней и пялюсь на экспонаты, выставленные внутри. С потолка свисают пластиковые части человеческих тел, а стены украшены гигантскими металлическими изображениями рыб и других морских существ. Но центральный экспонат представляет собой маленькое мертвое тело – с ниткой жемчуга на шее.

Чарли стучит по стеклу витрины, показывая на труп.

– Посмотри, – говорит она, – это я. – Она смеется и переключает свое внимание на что-то еще внутри галереи.

Но я больше не смотрю на этот пластиковый труп, как и на все прочее внутри этой галереи.

Я смотрю на нее.

Свет, льющийся из галереи, освещает ее кожу, так что она светится прямо как ангел. И мне хочется провести ладонью по ее спине, чтобы пощупать, нет ли там крыльев.

Ее взгляд перемещается с предмета на предмет внутри галереи, и в глазах читается недоумение. Я отмечаю про себя, что надо будет привести ее сюда, когда эта галерея будет открыта. Могу себе представить, какой у нее будет вид, когда она сможет дотронуться до этих экспонатов.

Она пристально смотрит на витрину еще несколько минут, а я не свожу глаз с нее, только теперь я приблизился к ней на два шага и стою сразу за ней. Мне хочется еще раз посмотреть на ее татуировку теперь, когда мне известно, что она значит. Я беру ее волосы и перекидываю их через плечо. И ожидаю, что она шлепнет меня по руке, но вместо этого она делает резкий вдох и смотрит на свои ноги.

Я улыбаюсь, вспомнив, каково мне было, когда она проводила пальцами по моему собственному тату. Не знаю, вызывает ли у нее мое прикосновение такие же чувства, но она стоит неподвижно, позволяя моим пальцам снова скользнуть под воротник ее блузки.

Я медленно сглатываю и гадаю, всегда ли она оказывала на меня столь сокрушительное действие.

Я оттягиваю ее воротник вниз, обнажив тату. И у меня падает сердце, потому что мне тошно оттого, что у нас с ней не осталось воспоминания об этом. Мне хочется вспомнить наш разговор, когда мы решили сделать себе эти татуировки, которые останутся с нами навсегда. Хочется вспомнить, кто из нас предложил это первым. Хочется вспомнить, как она выглядела, когда игла пронзила ее кожу в первый раз. И хочется вспомнить, как мы себя чувствовали, когда дело было сделано.