Николь. Душа для Демона

Она, его Никки, с ослепительной улыбкой кружилась с Матьясом. С повесой и бабником в том танце, который позволительно дарить лишь своему мужчине. Николь Одар, женщина, которая открывала вместе с Джантаром бал в первом танце.

Едкое осуждение ползло по залу и отражалось в каждом взгляде. Шлюха – читалось в каждом жесте. Скандал – мелькало в каждой улыбке. Весь высший свет смаковал, что девушка, пришедшая вместе с Юндаем, дарит особенные танцы направо и налево.

Огромным усилием воли Джантар заставил себя сохранять спокойствие. Он не мог вспомнить, а объясняли ли ей значение этого танца?

И, дьявол, Николь была прекрасна. Непослушные пряди выбились из прически и тугими кольцами цеплялись за скулы. Глаза лихорадочно блестели, выдавая острую смесь ярости и волнения. Такая живая среди толпы серых масок. Джантар любовался ею и злился. Он так расслабился на своей службе, что совсем забыл, какое змейское царство здесь.

– Она не знает наших традиций, – процедил он, сжимая кулаки и ощущая нарастающий гнев. Матьяс подписал себе приговор, посмев притронуться к его Николь. Скотина, да он чуть не подставил ее под статью – неожиданно дошло до Джантара. Болезненное облегчение прокатилось по его спине. Пусть танцует, пусть сверкает своими глазами. Главное, чтобы не разрывала рисунок танца. Такое оскорбление императорской семьи ей не простят. Кому угодно бы простили, но не ей…

Джантар запретил себе вспоминать, какое наказание положено по закону, ведь его девочка танцевала. Злилась и все осознавала, но продолжала кружить в центре зала.

– Дикий цветок, – сочувственно проговорил Ясагай, – должно быть, волнующе. И вы хотите ее пропустить через жернова дворцовых интриг?

Джантар ничего не ответил на это.

– Вы правы, – процедил он и швырнул последние листы бумаг на стол. – Грош цена этому протоколу, пленника нужно допросить заново.

Демон поклонился Ясагаю-кхаину.

Старик развернулся к нему. Настало время для серьезного разговора.

***

– Спасибо, что дарите мне танец пары. Танец, который дарят лишь своим избранникам. – Слова Матьяса на миг оглушили Николь.

Он смотрел на нее выжидающе, не скрывая ехидную улыбку. Ждал, что она убежит?

Нет, не убежит. Шаг влево, поворот.

Она уже успела осознать, что нельзя было соглашаться на танец. Стена торжествующего злорадства, усмешки и самодовольство Матьяса – все выдавало спланированную провокацию. А увидев растерянное и испуганное лицо Талисы, застывшей в дверях бального зала рядом с незнакомым мужчиной, Николь окончательно поняла, что совершила какую-то непоправимую ошибку. И вот теперь, после его слов, разум Николь, кипевший яростью, смог сложить всю картинку целиком. Многослойная игра высшего света предстала перед ней со всей ужасающей мерзостью, да слишком поздно.

– Вы, похоже, любите подергать смерть за усы, – прошептала она Матьясу, еще крепче вцепившись ему в плечо. Два шага на него и бесполезная попытка наступить ему на ноги.

– Вы мне угрожаете? – ничуть не испугался тот и провел левой рукой по ее спине.

– Ну что вы, я вами восхищаюсь, – вскинула она на него свои голубые глаза.

– Прекрасная Николь Одар, вы же сами разрешили с вами беседовать и награждали меня авансами. – Матьяс легонько пожал плечами и медленно под музыку наклонил Николь. Ее угрозы его мало трогали, ведь ему обещали защиту.

Джантара не было слишком долго, и у Николь нарастала свинцовая тяжесть в затылке. Матьяс – единственный, кто подошел к ней с улыбкой и сумел коснуться ее чувствительной струнки красивыми речами о свободе ветра и духоте столицы. Оттого противнее осознавать, что сделано все было со злым умыслом. Твари, нападавшие в краю безумных зверей, были честнее.

«…Вы прекрасная женщина и не обязаны стоять в углу столько времени, словно наказанная девочка. Всего один танец, и я верну вас на место…»

Как она не разглядела ехидства в этих слащавых словах? Хмельной дурман как рукой сняло от стыда и злости на саму себя.

Столько дней по несколько часов Николь заучивала движения танцев под присмотром молчаливого учителя, который с порога отказался с ней разговаривать. Лишь самые необходимые короткие слова слетали с его вечно поджатых губ. Наверное, стоило пожаловаться Джантару, но так не хотелось дергать его по пустякам.

А ведь именно этому танцу пары Демон учил ее сам.

«Танец, который дарят лишь своим избранникам…»

А она кружилась с каким-то слащавым, самодовольным юнцом!

К глазам подступили слезы, но она приказала себе сдержаться. Нельзя разрывать рисунок танца, ибо это оскорбление императорской семьи, наказание за которое куда ощутимее, чем простое осуждение знати. Пожалуй, это единственное, что четко произнес молчаливый учитель танцев с поджатыми губами. Танцы – это неприкосновенный рисунок во славу богов. Николь впервые от всей души возненавидела извращенные традиции этого мира.