Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Прости меня, дорогой Гогус, что пишу тебе только открытку. Я сейчас вернулся из Ленинграда, и столько дел нахлынуло на меня, что голова кругом пошла. Кроме того, меня ждало более 10 писем, и всем нужно ответить. Сейчас пишу главное из Ленинградских впечатлений. Город прекрасен, не устаешь ему удивляться, не можешь привыкнуть к его величавой красоте. Снова «светла адмиралтейская игла», снова дворцы окрашены в яркие цвета барокко. Пострадавшие дворцы спешно восстанавливаются. Эрмитаж и Русский музей вновь открыты. Другое впечатление от Детского Села. Два года тому назад — трагические руины были окружены молчанием, тишиной. Все смягчалось «красою вечною» природы. Правда, сейчас «Девушка с кувшином» снова на своей скале, а Pore — на своем цоколе[899]. Но полуобнаженные толпы, крики, радио, пиво и т. д. кажутся чем-то кощунственным возле руин. В Лицее-музее — «Пушкин и Царское Село», в Александровском дворце — выставка мебели.

Из твоих старых товарищей видел Алису и Лёлю Враскую. Мне было дорого увидеть их в Ленинграде. Сердечный привет.

Твой НАнц

16 ноября 1949 г. Москва

Наконец, дорогой Гогус, ты вспомнил о нас. Только накануне приходил к нам Григорий Михайлович, встревоженный отсутствием писем от тебя. Я ему показал твое сентябрьское письмо и октябрьскую открытку. Твое письмо такое тоскливое, лишь проблеск — прогулка по берегу Днестра. Ты пишешь, что поссорился с начальством. Как бы это не помешало твоей командировке в Ленинград, я от души желаю тебе повидаться с родным городом. Кстати, вчера мне звонил А. А. Игнатьев (автор известной книги «Полвека в строю»)[900], он в восхищении от моей книги «Душа Петербурга». Пишет, что хочет посвятить остаток жизни труду над этим городом и желает видеть меня. Я сам надеюсь быть в Ленинграде в конце января. Мишенька гостил у нас 10 дней. Он нас очень радует, хотя шалун, но с ним все же легче, чем с Светиком. Учится он прилежно и все задания школы (условие его отпуска) выполнял добросовестно.

Музей справил мой юбилей. Произошло это в годовщину Октября. Мне поднесли адрес, был приказ с вынесением благодарности, а в стенгазете был мой портрет и биография. Кроме того, дома меня ждала корзина с фруктами. Видишь, потешили старичка.

На днях наш Музей посетила делегация итальянских ученых. Они произвели очень приятное впечатление. Наша Пушкинская выставка представлена к Сталинской премии. Ее мы не получим, но самый факт ее выдвижения уже полезен нашему Музею. Сердечный привет.

Твой Н. П.

Писал тебе уже в Харьков на службу. О долге не волнуйся. Издательство обещает скоро платить. На этот раз, кажется, не обманет.

На декабрь думаю ехать в Болшево.

16 июня 1950 г. Москва

Дорогой мой Гогус — твое последнее письмо опять встревожило меня. Что же это с твоей Таней? Неужели она сердита из‐за моего письма. Я писал, что обращаюсь к ней и из‐за тебя, и из‐за нее, т. к. ей тяжело, а между тем она мучается из‐за ошибочных мыслей. Что я знаю тебя больше 30 лет и что ты неспособен к фальши и лжи. Я писал ей, что ты так радовался, что вы все вместе, что ваши отношения так хорошо наладились, что ты говорил о ней с теплотой, что тебе тяжело, что ты в Крыму, а ей трудно в Харькове. Вот, кажется, и все.

Исполняя твое поручение, я был два раза у твоего дяди. И оба раза не застал ни его, ни его жену. Прости, вспомнил, что нужно писать крупнее и разборчивей. Я оставил в скважине записку с твоей просьбой и приписал, что если ему трудно, то пусть он известит меня, что не может, и тогда я вышлю. (Мне сейчас трудновато, т. к. (ну, поверь на слово)).

От Терновского[901] получил открытку: «Глубокоуважаемый и дорогой Николай Павлович, сердечно Вас благодарю за чудесный дар, мною от Вас полученный, — „Москва Пушкина“. В нем я с удовольствием узрел интересный портрет Соболевского[902]— личности, которая меня очень интересовала и изображения которой я не видал. Приятный, освещающий сердце Вашего очерка — радостная пауза, отдых — отдых в наших бесконечных суетных делах. Тот, кто любит прошлое, воистину живет двойной жизнью, и это чувство, неизменно заполняющее, я особенно переживаю, соприкасаясь с материалами о Пушкине. Рад за Ваши творческие успехи и еще раз сердечно благодарю». Письмо тронуло меня, и я охотно пошлю ему еще 2 книжки, когда их получу (скоро).