Читаем Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы) полностью

Кроме всего этого подготовка отдыха в Паланге (путевки, справки, билеты, закупка чемодана и т. д.). Вот на каком фоне состоялось мое свидание с Павлушей и Алешей, жаль, что так мимолетно.

И вот я чувствовал задор. Все новое наваливалось, и я преодолевал все трудности, и было даже как-то весело от этой борьбы с трудностями. В следующем письме опишу поездку. Пиши о себе, о Тане, о детях.

Целую тебя. Привет.

Твой НАнц

26 июля 1953 г. Москва

Дорогие друзья!

Из вашего последнего письма я узнал очень мало о вашей жизни и Ваших планах. Где же Вы проведете лето? Как складывается служба? Если Георгий Александрович откажется от поездки в Молдавию, то куда же поедете? Отдохнет ли Татьяна Спиридоновна без детей? Надеюсь, что Григорий Михайлович известит меня о проезде мальчиков.

В Паланге мы жили хорошо. Мне было радостно слышать восклицания Софьи Александровны: «Боже мой! Как хорошо! Как хорошо!» Огромный запущенный парк с запущенным дворцом гр. Тышкевичей, извилистые пруды с байдарками. Опустелый грот. (В нем стояла мадонна.) Могильная плита в память Беруты (под холмом, на котором приносились жертвы литовским богам). Берута — девушка-жрица — sui generis[955] весталка, ее похитил князь Кейстут и увез в свою столицу Троки близ Вильно. Мы туда собираемся на возвратном пути. Берута родила Витовта — победителя Тевтонского ордена. Могилу Беруты укарашают каждый день свежими венками и цветами.

На дюнах сосны.

Море «вечно-шумящее».

Постоянные ветры. На днях ездил без Софьи Алексадровны на косу, отделяющую залив от моря. Коса 120 к. м.[956] Гумбольдт[957], взобравшийся на высокие дюны (говорили, 300 м!), нашел, что это одно из красивейших мест нашей планеты. Представьте, с одной стороны морские дали, с другой — широкий залив. Горы белые, словно покрытые вечными снегами.

Рыбачий поселок с уютными домиками под высокими, крутыми крышами, с кирхой на горе — напомнил мне что-то из сказок Андерсена. Еще сохранились немецкие надписи. За дюнами — уже недалеко Кöнигсберг с могилой Канта — ныне Калининград. Жизнь наша здесь идет к концу, оба мы набрались сил и благодарны за эти недели. Гогус! Пиши в Москву. Всего, всего доброго.

Н. Анц

Софья Александровна шлет привет.

Татьяна Спиридоновна, прошу извинить за каракули. Старался как мог.

У берега ищем маленькие янтарики, помнишь янтарный зал Екатерининского дворца?

30 октября 1953 г. Москва

Дорогой Гогус,

Только что отправил тебе и Алеше по открытке, как вынужден тебе опять писать. Изложу факты. Ты запретил мне посылать тебе деньги и просил поговорить с Григорием Михайловичем, дядю твоего я не застал. Но ты повидался с ним до меня и сообщил мне, что он помогать тебе не сможет. Вместе с тем ты писал, что кругом в долгах и, главное, что твоя Таня после ряда болезней еще заболела аппендицитом и предстоит операция. Что мне, твоему другу, оставалось делать? Я написал Татьяне Борисовне, что тебе нужно помочь. Она так охотно помогает и мне и тебе. И что же. Татьяна Борисовна пишет, что Павлуша благодарит ее за возможность купить велосипед. Я понял ее так, что ты не хочешь от нее никакой помощи в необходимом, что ты скрываешь от нее трудность своего материального положения и вместо того, чтобы самому поблагодарить ее за перевод, — предоставляешь это Павлуше. Татьяна Борисовна пишет, что она очень рада, что у мальчика будет велосипед, но она поняла меня так, что тебе нужно помочь сделать все необходимое для Татьяны Спиридоновны. Отчего ты скрываешь свое положение от нее. Ведь ты же почти утратил зрение, ведь жена твоя очень болезненная, и еще двое ребят. Что же тут неловкого, если время от времени расположенная к тебе искренно, в особо острые моменты поможет тебе. Подумай об этом спокойно и напиши ей сам хорошее письмо.

Привет твоим.

Любящий тебя Н. Анциф

4 ноября 1953 г. Москва

Дорогой мой Гогус.

Спешу сообщить тебе, что получил только что письмо от Татьяны Борисовны, в котором она сообщает о чудесном письме, полученном от Татьяны Спиридоновны. Вместе с тем она просит, чтобы ее никогда не благодарили, ей это тяжело. Ей только радостно, если она может быть полезной. Вы оба должны ее хорошенько понять. Имейте в виду, что и муж ее Михаил Леонидович — совершенно с ней единодушен.

Меня очень мучит мысль, что мое письмо вас огорчило. Но поймите и вы меня. Гогус запрещает мне высылать деньги, да у меня и нет тех возможностей. Это вы понимаете оба. Григорий Михайлович, как мне сообщил Гогус, должен по своей возможности помогать своей бывшей жене.

Перейти на страницу:

Все книги серии Переписка

Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

Алексей Пантелеев , Леонид Пантелеев , Лидия Корнеевна Чуковская

Биографии и Мемуары / Эпистолярная проза / Документальное
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Николай Павлович Анциферов (1889–1958) — выдающийся историк и литературовед, автор классических работ по истории Петербурга. До выхода этого издания эпистолярное наследие Анциферова не публиковалось. Между тем разнообразие его адресатов и широкий круг знакомых, от Владимира Вернадского до Бориса Эйхенбаума и Марины Юдиной, делают переписку ученого ценным источником знаний о русской культуре XX века. Особый пласт в ней составляет собрание писем, посланных родным и друзьям из ГУЛАГа (1929–1933, 1938–1939), — уникальный человеческий документ эпохи тотальной дегуманизации общества. Собранные по адресатам эпистолярные комплексы превращаются в особые стилевые и образно-сюжетные единства, а вместе они — литературный памятник, отражающий реалии времени, историю судьбы свидетеля трагических событий ХХ века.

Дарья Сергеевна Московская , Николай Павлович Анциферов

Эпистолярная проза

Похожие книги

Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза