Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Я тебе писал, что в СШСА появилась книга о «Медном всаднике», в которой лестные отзывы обо мне[1098]. В Лондонском издании «The Slavonic Review» — большая статья о «Душе Петербурга» и «Петербурге Достоевского»[1099]. Об этих же книгах отзыв в Парижских «Современных записках»[1100]. В Москву приезжал крупнейший писатель Италии А. Моравиа[1101]. Я ему сказал после его доклада несколько фраз по-итальянски, в результате чего меня пригласили в кабинет директора для беседы с ним. Для его характеристики приведу его ответ на вопрос, что он хочет от будущего. Его ответ — чтобы «человеческое общество не походило на муравейник». После Москвы он съездил в Ленинград и от иностранной Комиссии[1102] потребовал, чтобы ему «во что бы то ни стало» у букинистов достали «Петербург Достоевского» и «Душу Петербурга». Достать не смогли. Обратились ко мне, и Министерство культуры разрешило отдать дублетный экземпляр Музея Достоевского. Позавчера Моравиа приехал к нам в Музей Достоевского и сказал, что не находит слов, чтобы высказать мне благодарность, что с моей книгой обошел Л-д и что я ему открыл новый творческий метод Достоевского. Я отдал ему и рабочий экземпляр «Души Петербурга» и написал: «Ламор ке мове соль е алтре стелле» — L’amor che move il sole e l’altre stele, а под этим: «Душа человеческая стоит целого созвездия» (Достоевский). Моравиа задал мне трудный вопрос «Почему такие книги не переиздаются». Директор Музея Достоевского нашелся. «Они будут скоро переизданы». Ложь во спасение.

Очень интересна была встреча с профессором Римского университета Ло Гатто[1103]. Он сказал мне, что увидеть меня в Москве было его мечтой, что среди любимых книг его библиотеки: «Душа Петербурга» и «Быль и миф». Как это все могло произойти?![1104]

Итак: «На мой закат печальный блеснула…. (слава) улыбкою прощальной»[1105]. На случай, что письмо мое будет читать тебе Алеша — цитату из Данте написал русскими буквами.

Теперь о нашем здоровье.

Мне лучше. Давление последний раз было 180–95. Софья Александровна у меня молодцом. Очень тронули меня слова Танюши. «Как я благодарна Софье Александровне за тебя и как я люблю ее». В ближайшее время она ждет тетю Аню.

Ты ничего не написал мне о Татьяне Спиридоновне. Как она себя чувствует?

Привет Вашему квартету.

Твой НАнциферов

P. S. Моравиа сказал, что «Петербург Достоевского» он везет в Рим, чтобы его перевели на итальянский язык и издали.

18 июня 1956 г. Майори. Дубулты

Дорогой мой Гогус! За то время, что прошло после последнего письма, я побывал в Ленинграде. И встреча с моим городом и с друзьями, и посещение могил моих (Татьяны Николаевны и детей), Лозинских, Ольги Антоновны[1106], и наконец нашел с Тусей могилу Ивана Михайловича![1107] и, наконец, Пушкинская конференция — все это оставило хороший след в душе. Теперь мы на берегу «волнообъятом» у «неумолчно шумящего моря».

В доме писателя нет никого знакомого, и я рад отдохнуть от людей со своей Соней.

От тебя давно нет вестей.

Привет от нас.

Твой НАнц

Софья Александровна неутомимо странствует, а меня, слабого, не берет.

12 июля 1956 г. Москва

Мой дорогой Гогушка!

По возвращении из Дубулты (получил ли открытку оттуда?) я нашел 2 письма от тебя: одно написанное тобою, другое рукой Е. С. Бахтиной. Как хорошо, что у вас побывала и Лёля, и Евгения Савельевна! И той, и другой очень понравились и твоя Таня, и дети. Накопилось так много писать.

Сегодня о поездке в Ленинград. Останавливался я у Лозинских. Меня очень тянуло в эти комнаты, где было столько пережито только хорошего, и, конечно, больно сжималось сердце. Тех, кого я так любил, уже здесь нет. Те же вещи, те же картины, бродит тот же кот. А их нет. Один одинокий сын Сережа.

С Тусей поехал на их могилы. Купили много цветов и сажали их. Т. е. я сидел, а рылась в земле милая, верная Туся. Мы пошли на другое кладбище — рядом, а по дороге посидели у могилы Ольги Антоновны. В конторе узнали адрес уже забытой могилы padre, которую два раза навещал с Татьяной Борисовной. Съездил и на Смоленское к своим могилам и тоже посадил цветы. Грустно, что моя могила будет далеко.

Анастасия Яковлевна Дегтяренко (Ася) устроила у себя вечер для меня. Из Гатчины приехала М. А. Иваненко. Была Маргарита Сергеевна Казенова[1108], Ядвига Адольфовна и Туся. Много, много вспоминали, и так хорошо вспоминалось. А муж хозяйки А. И. Андреев (историк-профессор) — мой товарищ по университету поднес мне подписной лист и 1^ый том роскошного издания «История Ленинграда» («ввиду» моих «заслуг перед этим городом»)[1109].