Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

В твоем прошлом письме ты писал о «холодном сквозняке, который тянет из мирового пространства». Имеешь ли ты в виду угасание женевского духа (что я очень тяжело переживаю, но все же верю, что он уцелеет)[1072]. Или нашу науку о галактиках, превратившую нашу землю в столь ничтожную пылинку! А тут еще учение о строении атома, повторяющее строение нашей Солнечной системы[1073]: итак, бесконечность вширь и вглубь. Есть отчего кружиться голове. Помнишь у Тургенева: «Неужели во всех этих недостигаемых безднах и глубинах все чуждо нам»[1074]. Но я нашел точку опоры! Это лик любимый — он несоизмерим с этими бесконечностями, они ничто перед ним, потому что они безличны. Лик единственная безусловная реальность. Для меня он теперь символизируется в вечности ликом Владимирской Божьей Матери.

Гений Достоевского подходил к этим проблемам. В «Братьях Карамазовых» он писал и об искусственном спутнике земли. Он писал также: «А может быть, все то созвездие есть всего только какая-нибудь химическая формула», и далее, там же: «Душа человека стоит иной раз целого созвездия»[1075]. Эти последние слова я хотел поместить в центре стены, посвященной «Братьям Карамазовым», не дали! Я дал здесь только пунктир своим мыслям. Сможешь ли ты додумать их до конца? На днях вышлю свою работу, начатую с Татьяной Николаевной, о жене Герцена. Рад, что вам понравился «Старик» Хемингуея[1076]. Привет всей семье.

Твой НП.

28 декабря 1955 г. Москва

Дорогие харьковчане, с Новым годом! Будьте здоровы, бодры и полны любви и интереса к жизни. Вчера отправил вам заказную бандероль с рукописью о жене Герцена: она из двух частей. 1^ая до редактирования — общий очерк. 2^ая — там редактирование, начиная от конспекта ее автобиографии. Очень прошу вас не задержать рукопись и вернуть ее по возможности скорее. Вчера был у врача и, хотя я очень устаю, в Музее, т. к., несмотря на льготы, работа сейчас очень напряженная. Конечно, после статьи Ермилова о «Братьях Карамазовых» мою работу весьма обломали[1077]. Давление у меня не повысилось, а снизилось с 200 до 170. Ура. Это подарок к Новому году мой Софье Александровне.

Ну, крепко жму 4 ваших руки.

НАнциф

15 января 1956 г. Москва

Дорогой Гогус! Меня огорчило, что ты недооценил Наталию Александровну и нашел разрыв в моей оценке ее и в оценках близких ей людей с публикуемыми мной документами. Ты не вжился в драму, пережитую ею в 1848 году[1078]. Тебе, человеку, пережившему «испепеляющие годы», непонятна та сила экзальтации, которую пережили муж и жена Герцен в 48 году, и ты не веришь искренности ее слов, в которых она благословляет своего сына на путь, ведущий к гильотине. Ты не оценил ее слов, столь созвучных Татьяне Николаевне: «Все недоделанное во мне, подавленное, несовершившееся — все исполнится в них. Я в них разовьюсь до себя». Наталья Александровна, несмотря на потрясшее ее разочарование, сохраняла еще тогда веру в очищающую силу революции. Ей уже не придется участвовать в ней, так пусть же ее Саша пойдет дальше по пути, хотя бы это грозило ему гибелью. Тебя возмутили ее слова гнева и мести в отношении толпы, шагавшей по улицам, залитым кровью подавленных. Неужели же ты принял ее восклицание за желание действия или сочувствия такому действию? Ведь это крик, вырвавшийся из измученной груди. Разве ты забыл, что творилось в те дни в Париже? Ведь это все было на ее глазах.

Помнишь в «Братьях Карамазовых» возглас Алеши по поводу рассказа Ивана о мальчике, затравленном помещиком на глазах его матери? «Расстрелять!»[1079] Вслед за этим Алеша воскликнул: «Я сказал глупость, но…» Вот это такой же возглас в ее дневнике, но не мгновенная реакция, за которой следовал отбой, а реакция на накопившиеся в течение ряда дней впечатления от белого террора. Неужели же за это негодование можно винить человека! Душа ее в те дни горела сперва чистым пламенем, который сменил мрачный пламень. Ведь было же и «черное солнце меланхолии». Помнишь Жерара де Нерваля[1080], а вот тебе и пепел. «Все республики, революции, всё в этом роде — мне кажется чулочным вязанием — это спицы, на которых нанизаны маленькие петли и вяжутся… нитки тонкие, гнилые, там порвется петля, здесь порвется, все ахают, кричат, бросаются поднимать, а петли все рвутся — да какой грязный чулок-то». Ты не обратил внимания на ее слова. «Свершилось, — думала я, — и недаром были все наши страдания, недаром при всех условиях наслаждаться жизнью каждая минута была отравлена, недаром, держа полную чашу в руках, мы томились жаждой; малейшее самоудовлетворение казалось преступлением».