Михаил (1799–1861) избрал военную карьеру и дослужился до чина полковника; Леонтий (1801–1883) служил в Обществе Царскосельской железной дороги; Николай (1813–1898) выбрал профессию архитектора; Франсуа (иначе Франц, или Федор; 1814–1858) по роду своей деятельности был связан с искусством; Александр (1817–1875) изначально намеревался стать архитектором, но со временем занялся коммерцией; также и Юлий (1820–1898) пошел по коммерческой части[41].
Кроме шестерых сыновей, у пары было пять дочерей: Жаннет (1798–1881), Александрина (1803–1870), Элизабет (1806–1876), Элен Мари (1807–1866) и Мария (1806–1871).
Второй слева на портрете и четвертый сын в роду, Николай, оказался не только обласканным фортуной в лице «волшебницы-крестной» императрицы Марии Федоровны, но и, пожалуй, самым талантливым из первой плеяды потомков русской ветви французских Бенуа. Николай Леонтьевич (1813–1898) стал известнейшим в России архитектором[42]. Получив образование сначала в немецкой школе Петришуле, затем в Академии художеств, на выделенные Академией средства он посетил Европу, надолго задержавшись в Италии, покоренный направлением исторического романтизма в искусстве. Там, в Италии, его настолько пленила средневековая архитектура, что он с товарищами обмерил, а напоследок вручную очистил прекрасный собор города Орвието. Вернувшись в 1846 г. в Россию (за год до выполненного Скотти портрета), Николай Леонтьевич сразу же получил приглашение поступить на работу в Императорский Кабинет. Здесь, очевидно, важную роль сыграл тот факт, что молодой архитектор встретился с Николаем I в Риме во время его августейшей поездки по Италии. К тому же император испытывал к тезке личную симпатию (как и его мать).
К 35-ти годам, в 1848 г., Николай Леонтьевич получил звание академика, а в пятьдесят стал главным архитектором императорского дворца в Петергофе. Среди лучших его работ — железнодорожный вокзал и императорские конюшни Петергофа. Императорские конюшни были возведены за шесть лет, с 1848 по 1854 г., и имели размах настоящего замка в неоготическом стиле. Стиль неоготики особенно нравился императору Николаю I, в согласии с тенденциями, царившими в европейской, а особенно в английской архитектуре тех лет. Ходит легенда о том, что Николай Леонтьевич мужественно отверг модификации к проекту конюшен, предложенные самим императором, посчитав, что такие изменения повредят цельности всего проекта. Также в неоготическом стиле был построен и петергофский железнодорожный вокзал.
Рисунок Орвиетского собора (Орвието) выполненный Н. Л. Бенуа, А. И. Кракау и А. И. Резановым.
Позднее, в период 1853–1858 гг., по заказу императорской семьи Бенуа спроектировал Фрейлинские корпуса, примыкающие к главному дворцу Петергофа. Архитектор бережно отнесся к работе предыдущего коллеги, знаменитого итальянского архитектора Франческо Растрелли: отстроил новые корпуса в «растреллиевском» стиле, аккуратно добавив только некоторые элементы по своему вкусу. Барочные корпуса для фрейлин состоят из двух зданий с мансардами, соединенных между собой галереей. В одном из корпусов сегодня расположен Музей семьи Бенуа.
Герб Бенуа
При Александре II, в 1863 г., Николая Леонтьевича «вне очереди» наградили орденом Святой Анны II степени и дали личное дворянство, затем — чин статского советника, потом чин действительного статского советника, а в 1884 г. он получил орден Святой Анны I степени[43], который давал ему право на потомственное дворянство, перешедшее и к герою нашего исследования Николаю Александровичу. На дворянском гербе Бенуа золотые лилии на голубом фоне напоминали об их французском происхождении, а маленькая колонна с крестом на капители — о благородной профессии архитектора.
Николай Леонтьевич, когда заказов стало меньше, смог обратить больше внимания на воспитание собственных детей, среди которых особым художественным дарованием отличался Александр, впоследствии весьма довольный, что большинство акварельных работ отца сохранились и что на них Николай Леонтьевич изображал сцены из семейной жизни. Эти акварели были выполнены в стиле, близком к немецкому романтизму[44].
В венах Николая Александровича Бенуа текла не только французская кровь Бенуа и немецкая кровь Гроппе и Киндов, но также и итальянская кровь Кавосов.