Николай Ежов и советские спецслужбы

Обязанностью моей, как редактора литературного журнала «Рост», было – в ряде беспощадных статей разоблачить вреднейшие теории налитпостовства и вреднейшую его практику. Я должен был показать, как проводимая нами теория «союзник или враг», постоянная вреднейшая травля инакомыслящих в литературе, беспринципное объединение в налитпостовской группе самых разнородных элементов только на том основании, что они поддерживали нас, некритическое отношение к ошибкам «своих» литературных единомышленников и групповая защита явно ошибочных и враждебных партийной политике лозунгов, выдвигаемых Авербахом, – привели к тому, что РАПП превратилась в организацию, не объединяющую советских писателей вокруг партии, вокруг советской власти, а разъединяющую их, мешающую их творческой работе на благо родине.

Вместо этого в журнале «Рост» я печатал статьи, которые смазывали значение рапповских ошибок, неправильно ориентировали читателя, мешали большевистскому проведению в жизнь решения ЦК. Статьи эти, наряду с другими сотрудниками, писали некоторые рапповские критики, разоблаченные впоследствии, как враги народа.

Я, однако, не могу согласиться с тем, что этот факт является достаточным для того, чтобы объединить меня со всей этой сволочью, которая маскировалась и двурушничала тогда, и которая была разоблачена значительно позже. Враги маскировались весьма тонко. Литературная групповщина, а они заявляли себя сторонниками нашей группы, мешала мне разоблачить их еще тогда. Однако, я должен указать на то, что все эти лица (Селивановский, Макарьев, Трощенко) печатались одновременно, и значительно после того, как я уже не редактировал «Рост», и в ряде других органов печати, в частности в журнале «Литературный критик», редактируемом тов. Юдиным, в «Октябре», редактируемом т. Панферовым, в «Красной нови», редактируемом тов. Ермиловым, «Литературной газете» и т. д.

Это, однако, не снимает с меня вину. Я не сумел разоблачить и раскрыть врагов, я не понял, что это враги, но я проводил групповую политику, а эту политику использовали враги.

Вскоре часть товарищей из бывшей до ликвидации РАПП единой налитпостовской группы, а именно – Фадеев, Либединский, Чумандрин, Ермилов поняли, что дальнейшие попытки сохранить налитпостовскую группу противоречат решению ЦК, поняли, что дальнейшая деятельность под руководством Авербаха приносит вред советской литературе, мешает объединению всех писателей, коммунистов и беспартийных, вокруг линии партии. Они потребовали от Авербаха – сломать группу, а когда Авербах не сделал этого, они ушли, навсегда порвав с авербаховщиной. Я остался с Авербахом, я продолжал думать, что возвращение его в литературу принесет пользу, я по-прежнему остался на групповых позициях налитпостовства. Остатки налитпостовской группы – я, Афиногенов, Сутырин, Макарьев, Корабельников, Ясенский, Серебрянский еще несколько раз собирались с Авербахом, обсуждали положение на литературном фронте, критиковали деятельность Оргкомитета. Одновременно Авербах и я пытались повлиять на Алексея Максимовича Горького в том направлении, чтоб он содействовал выдвижению Авербаха опять на литературную работу. Авербах делал все, чтоб настроить Алексея Максимовича против членов Оргкомитета, мешать ему сработаться с ним. Я помогал Авербаху.

После того, как партия отправила Авербаха на Урал секретарем райкома Уралмаша, налитпостовская группа уже не собиралась. Была, правда, сделана еще одна попытка вернуть Авербаха, – хотели, чтоб он приехал на съезд и на съезде показал, что он – не конченный для литературы человек, но это предложение, внесенное мной на партгруппу президиума Оргкомитета, было отвергнуто, и с тех пор Авербах никакого влияния на мою работу в литературе не имел. Я активно включился в работу Союза Писателей и работал активно и дисциплинированно и при тов. Щербакове, и при тов. Ставском. Совсем недавно т. т. Ставский и Лахути сказали мне, что в беседе с т. Андреевым они заявили ему, что я работаю активно, вместе со всей партгруппой, и по-большевистски поддерживаю руководство Союза. Однако, личных отношений с Авербахом я не порвал. Не порвал я их и после того, как Авербаха сняли с завода, и он вернулся в Москву. До последнего времени я не только не сумел разобраться в нем и разоблачить, но и когда товарищи недавно говорили мне, что предполагают в Авербахе врага, я не верил им и заявлял, что это не так.

Когда в 1929 году на заседании ЦК, где разбирались вопросы, посвященные пленуму РАПП и, в частности, тот факт, что фракция наша осудила авербаховскую попытку толкнуть нас к антипартийной группе Шацкина – Ломинадзе, тов. Молотов сказал: «В этом случае партийность у них взяла верх над групповщиной». Я недооценил тогда этого значительнейшего замечания. Если бы я сделал из него все выводы, не произошло бы всего того, за что я несу теперь ответственность перед партией.