Зато в этом же 1831 г. в честь победы над Польшей была объявлена амнистия – коснувшаяся многих декабристов. А вот судьбы тех, кто помог вскрыть их заговор, сложились печально. Шервуду, доложившему о заговоре, Николай I повелел носить фамилию Шервуд-Верный. Перевел его в Лейб-гвардии драгунский полк. Он отличился и на турецкой, и в польской войнах. Удостоился нескольких орденов, дослужился до полковника. Но в 1844 г., по воспоминанию племянника, его круто подставили. Дали инструкцию по жандармской части, наблюдать «за нравственностью России», а его доклад объявили «ложным доносом», и Шервуд-Верный отсидел 7 лет в Шлиссельбургской крепости.
Капитан Майборода, разоблачивший Пестеля, также был переведен в Лейб-гвардию, в Гренадерский полк. Воевал с персами, поляками, горцами. Сам царь благоволил к нему, был крестным двух его дочерей. Майборода был назначен командовать Апшеронским пехотным полком. Но в 1844 г., одновременно с делом Шервуда, случилась непонятная история, его вдруг отстранили от должности, отправили в отпуск по болезни, и в Дагестане в Темир-Хан-Шуре нашли мертвым, оставив открытым вопрос – убийство это или самоубийство.
В общем, есть о чем призадуматься. Видно, что уже в те времена среди российской верхушки действовала «пятая колонна». Но тем более примечательно, что даже пронизанное масонами окружение государя могло осуществлять свои ходы только исподтишка. Повернуть политику Николая в либеральном направлении оно не осмеливалось и не пыталось. Наоборот, он вел окружение в собственной упряжке. Использовал таланты и способности приближенных масонов во благо государства.
Можно определенно утверждать и о том, что Николай I имел какие-то свои источники информации. В том числе, об участии иностранных держав в российских заговорах. Архивы сохранили далеко не все документы. Многое потом погибало, зачищалось. Но факты дают нам яркое косвенное доказательство. Мы уже рассказывали про британского посла Стрэтфорда Каннинга, который как раз перед восстанием декабристов, в 1824–1825 гг., задержался на переговорах в Российско-американской компании. По сути, в штабе «Северного общества», постоянно общаясь там с Рылеевым, с его покровителем Мордвиновым. А потом почему-то поехал в Лондон через Варшаву, где состоялось совещание с посланником «Южного общества». Очевидно, и с польскими «патриотами». Напомним, показания Муравьева-Апостола об этом совещании отверг Константин Павлович. Объявил, что в Варшаве без его ведома ничего подобного быть не могло [23].
Но в 1832 г., уже после подавления польского восстания (и захвата польских архивов), министр иностранных дел Англии Палмерстон направил свою «правую руку» Стрэтфорда Каннинга на один из самых престижных и ответственных постов. Послом в Россию! Теперь не для временной миссии, а постоянным. И вдруг Николай Павлович… отказался допустить его в нашу страну. Это вызвало страшный дипломатический скандал. Посла назначил британский кабинет, верительные грамоты уже подписал король. А царь его не принимает!
Палмерстон кипятился, угрожал. Заявлял, что другого посла в России не будет. Велел советнику посольства исполнять обязанности посла до вступления в должность Каннинга. Однако и Николай уперся. В ответ, понизил ранг российской миссии в Лондоне, назначил поверенным в делах второстепенного чиновника. А на требования Пальмерстона подтверждал отказ. Но ведь с назначенным послом надо было что-то делать. Палмерстон нашел лишь курьезный выход, Каннинга в ранге «посла в России» отправили… в Испанию. А перед царем Палмерстон сбавил тон, просил разрулить ситуацию по-хорошему. Пускай Каннинг только приедет в Петербург, представится императору и сразу уедет. Ответ Николая был характерным: что он согласен дать послу любой из российских орденов, только приезд для него запрещен [60].
О причинах, которые царь так и не назвал, до сих пор гадают историки. Потому что Каннинг в каких-либо антироссийских акциях как будто не светился. Публичных высказываний против нашей страны не делал. А после своего визита в 1824–1825 гг. в России не бывал. Отсюда как раз и видно, царь располагал сведениями о тайной деятельности Каннинга во время этого визита. И информация была настолько весомой, что он пошел на международный скандал. Причем Николай знал – причина его отказа хорошо известна и Палмерстону, и Каннингу. Пояснять ее не требовалось. (И англичане таких разъяснений даже не запрашивали! Они действительно знали причину!).