Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России

Но реальной покровительницей султана отныне стала Великобритания. Между прочим, стоит иметь в виду, что в те времена она представляла собой не небольшое островное государство. Это была гигантская мировая империя. Ей принадлежали Канада, Австралия, Новая Зеландия, Капская колония в Южной Африке, Сингапур, Малакка, Бирма. Она подмяла под себя экономику стран Центральной и Южной Америки. Завершила покорение Индии. Но британцам этого было мало. Они нацеливались на мировое господство, и их империя была весьма агрессивной. В 1839 г. английские войска вторглись в Афганистан.

А Китай посмел ограждать себя высокими тарифами и пошлинами от засилья британских товаров. Причем главным из этих товаров, поставляемым из Индии, был опиум. Англичане получали на наркоторговле сверхприбыли! Китайское правительство запретило его ввозить, но продолжалась широкая контрабанда. С ней повели борьбу, в 1839 г. в Кантоне конфисковали 20 тыс. ящиков опиума. Но тогда Англия объявила войну, в 1840–1841 гг. направила сюда свой флот. К британцам охотно присоединились и эскадры Франции, США.

У одряхлевшей Китайской империи было 800 тыс. солдат, но ее флот из легких джонок англичане и их союзники расстреливали из орудий. Бомбардировками крушили прибрежные китайские города. Сея ужас, смерть и разрушения, стали продвигаться по рекам вглубь страны. Тем самым вынудили императора Доагуна заключить в 1842 г. Нанкинский договор. Англия получила в Китае постоянную базу, остров Гонконг. Китайские порты были открыты для торговли Великобритании и ее союзников. В страну хлынули потоки опиума, превращая народ в наркоманов, подрывая хозяйство и создавая почву для последующего закабаления. Как видим, разборчивостью в средствах «цивилизованные» европейцы не отличались.

А Николай I в сложившейся обстановке видел – европейское равновесие, которое он создавал союзом с Пруссией и Австрией, поползло по швам. Старался спасти этот союз. Регулярно наведывался в Берлин к Фридриху Вильгельму IV. При личных беседах тот заверял, что прежние обязательства, принятые его отцом, остаются в силе. Курс Пруссии будет неизменным. Но царь уезжал, а либеральные советники оставались рядом, и заявления короля расходились с действительностью. Сами по себе эти поездки были опасными. За императором охотились польские террористы, а в Пруссии теперь они чувствовали себя вольготно. Управляющий III Отделением Дубельт, получая донесения о подготовке терактов, перед очередным путешествием за границу даже дал Бенкендорфу пару заряженных пистолетов. Упросил потихоньку положить в коляску государя, где-нибудь под сиденье [87].

А в августе 1843 г., отправляясь в Берлин, Николай Павлович указал военному министру Чернышеву на своего наследника: «В случае, если я не возвращусь, вот ваш командир». Но царь всегда говорил, что охраняет его Господь, что и подтвердилось. Обратно из Берлина он выехал через Познань. С ним было всего 6 сопровождающих, катили тремя колясками. Прусские власти не держали в тайне маршрут и время проезда, террористы все узнали. Но возле Познани Николая встретили представители городского начальства. Сообщили, что в городе хоронят прусского генерала Крона, многолюдная процессия заполонила улицы. Просили направиться в объезд, и император повернул вокруг Познани. Но последняя, третья коляска с чиновниками походной канцелярии Суковкиным и Кириллиным, отстала. Их не предупредили, они въехали в город. На главной улице загремела стрельба, карету изрешетили 10 пуль. Лишь по случайности никто не пострадал, только шинель Кириллина пробило тремя пулями [88].

Были и обычные дорожные опасности. В другой царской поездке лед на Немане оказался подтаявшим, и экипаж императора провалился. К счастью, недалеко от берега, где было еще мелко. Но в экипаж хлынула вода. Ямщик выбрался на берег, звал на помощь. Прибежал оказавшийся поблизости майор Думбровский (по другим источникам – Добровольский). Человеком он был могучим, вошел в реку и вынес Николая Павловича на своих плечах. С помощью солдат и собравшегося народа вытащили экипаж.

А между тем за границей, в том числе и в «дружественных» Пруссии и Австрии, набирала обороны информационная война против России. Сыпались мыслимые и немыслимые обвинения. Снова Польша, Кавказ, мнимые планы захватить Константинополь. Прусский кронпринц Вильгельм при встрече с царем спрашивал, почему же тот не отвечает в прессе на враждебные выпады. Николай I ответил: «Я никогда в жизни не унижусь до того, что начну спорить с журналистами» [89]. Впрочем, в письме Паскевичу он раскрыл более глубокую подоплеку: «Мне уже часто предлагали отвечать на статьи и брошюры, издаваемые за границей с ругательствами на нас». Император считал это «ниже нашего достоинства» и бесполезным: «Мы будем говорить одну истину, на нас же лгут заведомо; потому неравен бой. Сильнее гораздо опровержение в самих делах, когда они доказывают ложь… Мы идем чисто, прямой дорогой, а вот чем нам платят. Потому и теперь не могу согласиться заводить полемику; пусть лают на нас, им же хуже» [90].