Николай Коняев. Два лица Власова.

«Да, сухарь был в ту зиму для нас святыней, — пишет участник боев Иммануил Левин. — Его не ели,

к нему прикладывались. Дело доходило до того, что дневной хлебный рацион в виде сухарной

крошки помещался в спичечном коробке».

Некомплект в дивизиях доходил до семидесяти процентов.

Артиллерия была лишена снарядов.

Самое нелепое, что Власов теперь и формально не имел права хлопотать о подкреплениях и

улучшении снабжения. Ставка так и не утвердила генерала в должности командующего 2–й Ударной

армией, а должность заместителя командующего фронтом пропала вместе с самим фронтом.

Из состояния «забытости» Власова могла вывести только победа, но никаких, даже и мнимых побед

2–я Ударная одержать была не способна.

«Сталинский полководец» (так должна была называться книга об Андрее Андреевиче, которую уже

писал майор К. Токарев {27} ) оказался как бы подвешенным в воздухе. [80]

Мы уже цитировали связиста Ивана Дмитриевича Никонова, вспоминавшего, как прорывала 2–я

Ударная армия немецкую оборону…

Послушаем теперь его рассказ о том, что стало с армией в конце апреля…

Рассказ Ивана Никонова. Продолжение

«После захода войск 2–й Ударной армии за Мясной Бор противник с боями закрыл прорыв, и армия

оказалась в окружении. Поэтому продукции получали редко и мало, через день–два по несколько

граммов сухаря.

Ели все, что попадет, люди бессилели. Была одна лошадь, стояла в тылу, съела всю сбрую и сани,

остались от нее одни кости. Съели ее вместе с костями и кожей.

Нас уже не было и десяти человек в нашей группе, а тут дали пополнение семь человек и патронов

штук по пять. Комполка приказал мне утром вести наступление.

Утром пошли в атаку. Скрытно подойти было нельзя, и противник открыл по нам такой пулеметный,

автоматный и минометный огонь, что сразу прижал нас к земле. Убило Крупского, пожилого

опытного солдата.

Недалеко от меня был молодой солдат из пополнения Пушкин Александр Сергеевич. Сильно походил

на поэта Пушкина.

— Поползу, — говорит он. — Посмотрю, нет ли у Крупского в мешке, чего проглотить.

— Лежи! — сказал ему.

Он не послушал, только поднял голову, и разрывная пуля ему в лоб ударила и вылетела в затылок.

В этом наступлении потеряли людей. Патроны выстреляли, а штыки редко у кого были, и больше

наступлений не вели, только держали оборону. [81] В обороне, как всегда, идет перестрелка, а как

кто–нибудь скараулит и убьет, так сразу открывается сильный ответный огонь.

Против нас действовала голубая дивизия СС. Нашу землянку немцы прямой наводкой били из

орудий и минометов. Все вокруг избили, все осины сломали снарядами, а в землянку никак не могли

попасть, так как она была не видна за насыпью. Снаряды попадали перед насыпью или перелетали

через насыпь дальше за землянку. Левее минометчиков, которые занимали оборону сзади нас, почти

никакой нашей обороны не было, оборона еще строилась по старому уставу: узловая, а не фронтовая.

Немцы разведали это и пошли в наступление на них с фланга. Выбили минометчиков и заняли их

позиции. Для нас создалось трудное положение. Дорожка от КП к нам шла около минометчиков, а по

переднему краю как раз через отверстие нашей землянки. На дежурство на точки уходили из

отверстия нашей землянки. И вот в одну ночь произошел необычный случай. Смена спала,

набившись в землянку, а дежурный, сидевший под плащ–палаткой у отверстия землянки, задремал,

съежился, согнулся, и плащ–палатка легла на отверстие землянки и закуржовала.

Два немца со своих позиций шли прямо к занятым позициям минометчиков, по дорожке. Первый

пошел, перешагнул, ничего, а второй ногой угодил в отверстие; провалился в землянку на дежурного,

а если бы он бросил гранату или дал очередь из автомата, что бы от нас осталось?

Наказали, чтобы пулемет был выложен, и сидеть у него начеку. У землянок минометчиков, которые

заняли немцы, увидели две катушки с кабелем, который нам нужен был для связи и для освещения в

землянке, потому что кабель зажжешь, резиновая обмотка горит и освещает.

Землянки, занятые немцами у наших минометчиков, были такие: разгребен или подрыт верхний слой

земли, сделано небольшое покрытие или ветки со снегом. Нора–отверстие, и все. Находиться там

можно только лежа. Немцы замерзнут, залезут в норы и лежат. Шишкин говорит:

— Кто пойдет со мной утащить у немцев катушки?

Согласился Тарасов. Однако когда стали подходить, Тарасов встал за березу и не идет. Шишкин

подошел, взял катушки и ушел. Немцы, видимо, подумали, что кто–то свой идет, но долго нет… А

Шишкин и Тарасов уже ушли. Эти землянки были в десятке метров от нас, на виду. Они сковывали

нас, так как получалось, что спереди и сзади немцы. После похода Шишкина за катушками у нас с

ними была перестрелка, и они ушли.

Из пришедшего пополнения несколько человек через немного дней без пищи стали как умалишенные.

Продуктов мы уже не получали. Переговорили со старичками, что надо убедить прибывших, чтобы

ели, как мы, все органическое, что попадет.

Когда все об этом говорили, было убедительно. И вот Самарин походил, порылся и нашел у забитой

лошади вырезанный задний проход (выходное отверстие) и съел его. [82]