По городу гудел звон и отзывался набатом, как будто извещающим об ужасном народном бедствии: пожаре, наводнении или землетрясении. Когда мы вышли и отправились в стройном порядке в церковь, на улице происходило смятение. Толпился народ; небольшие кучки людей, собравшись у домов, с жаром разговаривали о чем-то; многие бежали куда-то бегом; экипажи неслись полной рысью взад и вперед. На дороге мы встретили кадет, которых вели из церкви в две шеренги так же, как и нас. Между ними я увидел брата, который, разговаривая со своими соседями, весело смеялся. Мне это очень не понравилось -- минута была слишком торжественна, чтобы смеяться над чем бы то ни было, и я не ответил брату на его кивок.
-- А что, если это врут все -- если царь жив, а это попусту народ смущают? -- услышал я басистый голос с левой стороны тротуара. У ворот какого-то двухэтажного барского дома собралась пестрая дворня, и какой-то парень, молодцевато стоя перед компанией горничных, поваренков и лакеев, произнес слышанную мной фразу.
Оверин, шедший рядом со мною, мгновенно оживился.
-- Что, если государь в самом деле жив? -- в раздумье обратился он ко мне.
-- Как?
-- Может быть, это ложное известие. Кто-нибудь выдумал.
-- Вот!
-- Может быть, государь сам захотел испытать: что будет, когда узнают о его смерти, и нарочно велел объявить,-- сказал Оверин.
Оверина не покидала мысль, что все это -- фальшивая тревога. Ему не хотелось верить простому, несчастию, и он предпочитал верить счастливому чуду.
Церковь была полна народу; мы застали только последние слова манифеста, да и те я нехорошо расслышал за толкотней и давкой. Скоро раздалось множество голосов, повторявших слова присяги за священником; этот глухой говор был похож на ропот дерев во время большого ветра.
По возвращении из церкви нам выдали кусочки крепу и приказали навязать их на рукава.
VII
МЕНЯ СЕКУТ РОЗГАМИ ЗА УЧАСТИЕ В КУЛАЧНЫХ БОЯХ
Последний скандал, устроенный Андреем у Шрамов, сверх всякого ожидания, разрешился для нас с братом очень приятными последствиями. Катерина Григорьевна вскоре сама приехала в гимназию, обласкала меня, дала мне коробку конфет и сказала, что напрасно мы так громко стучались в дверь, так как ее кабинет не был заперт. Брат мне рассказал, что она таким же образом почтила своим посещением и корпус, где очень долго разговаривала с Андреем, целовала его и просила ходить каждый праздник. При воспоминании об эротической сцене, виденной нами в кабинете, я краснел от омерзения, а Андрей смеялся, передразнивая порой гвардейца, пользовавшегося расположением Катерины Григорьевны. Надо, впрочем, заметить, что мы условились с братом никому не рассказывать того, что видели, и не нарушали этого условия.
Раз, когда мы возвращались от Шрамов, брат закричал: "Сеня! это ты! здравствуй!" Он остановил бежавшего мальчишку, по уши уткнувшегося в маленький воротник куцей и узенькой беличьей шубенки, покрытой синим потертым сукном. Было очень холодно, несмотря на начало марта, и из шубы виднелись только кусочек красного носа и один глаз с заиневшими ресницами, да верх бараньей шапки. Семен бежал почти бегом, и Андрей остановил его на всем лёту.
-- Здравствуй же!
-- Здравствуйте,-- неловко проговорил Семен, высвобождая свои руки из рукавов, сложенных для тепла вместе. Шуба распахнулась, и мы увидели баранью шапку, красное круглое лицо с пугливо бегавшими глазами, а внизу засаленное серенькое нанковое пальто.
-- Где ты живешь? как поживаешь? привык здесь? отчего ты к нам не пришел? -- весело спрашивал Андрей.
-- Вы как поживаете? -- спросил с замешательством Семен, очевидно не знавший, что ему говорить.
-- Ну, пойдем, Андрей: тут холодно,-- сказал я. Я чувствовал себя в очень неловком положении на большой улице, рядом с мальчиком, который был одет хуже всякого казачка, набивающего трубки, и который очень походил на уличного мальчишку.
-- Где же ты живешь? -- допрашивал Андрей, не обращая никакого внимания на мои слова, и взял смущенного Семена за обе руки.
-- Недалеко, здесь под горой, в Жидовской слободке.
-- Вот и отлично! пойдем к тебе! -- восхитился Андрей.-- Нам ведь рано еще являться.
-- Пожалуй, только...-- начал Семен.
-- Что за глупости! пойдем лучше домой; когда-нибудь в другой раз,-- заметил я.
-- В какой в другой раз? -- с неудовольствием передразнил меня Андрей.-- Мы и квартиры не знаем...
Во всяком случае нужно было куда-нибудь идти. Стоять на людной улице, где того и гляди кто-нибудь мог заметить нас, было всего хуже.
-- Пойдем же к тебе, посмотрим,-- говорил Андрей, дергая своего приятеля за обе руки.
-- Там ведь у нас нехорошо,-- смущенно заметил Семен.
-- Что за беда! ничего! веди! -- нетерпеливо восклицал Андрей, дергая Новицкого все с большей и большей энергией.
-- Вам неловко покажется.
-- Ну, вот еще! -- заключил Андрей и, не допуская дальнейших возражений, потащил Семена вперед по тротуару.
Нечего делать, мы пошли.