Я имел так мало претензий влюблять кого-нибудь в себя, что предположение Андрея показалось мне смешным, но потом я и сам стал замечать, что Аннинька смотрит на меня действительно несколько странно и как-то боязливо протягивает мне свою руку. Впрочем, на все это, среди споров, шума и смеха, которые царствовали у нас, я мало обращал внимания.
Почти каждое утро, являясь к нам, Новицкий сообщал какое-нибудь происшествие с Овериным, и день уже начинался смехом. Оверин к этому времени успел свести некоторые очень приятные знакомства, как-то: со своей прачкой и с пьяницей-сапожником, жившим в их доме. Старуха прачка, вероятно, считала его за блаженного и приходила к нему под окно поговорить то о пропавшей простыне, то о сыне, который был в солдатах, и Оверин всегда очень внимательно успокаивал и утешал ее. Менее невинны были его отношения с сапожником. Этот последний познакомился с ним очень оригинальным образом, попросив Христа ради пятачок на опохмелку. У Оверина были деньги, и он дал ему. Через четверть часа сапожник явился, уже значительно повеселевший, благодарить своего благодетеля.
-- Что теперь лучше? -- спросил Оверин.
-- Лучше.
-- И голова не болит?
-- Нет, совсем хорошо.
-- А если теперь еще выпить?
-- Еще будет лучше.
Оверин удивился и дал ему еще пятачок. Сапожник явился через несколько времени и действительно был еще веселее.
-- А если теперь еще вы выпьете? -- спросил Оверин.
-- Теперь отлично бы еще выпить.
Оверин передавал в этот день сапожнику до десяти пятачков и с удивлением наблюдал, что новый его знакомый час от часу пьянеет сильнее и сильнее, а наконец, взяз последний пятачок, не может уже выразить языком своей глубокой благодарности и замертво падает на землю.
Выспавшись под оверинским окошком, сапожник уже не попросил, а потребовал у Оверина пятачка, как у единственного виновника своей болезни.
Так как вообще отказывать, да еще в деньгах, было вовсе не в характере Оверина, то сапожник скоро понял всю выгоду своего положения и в короткое время пропил у своего благодетеля все деньги. Дело дошло до того, что Оверин занял у Семена шестьдесят копеек и решился питаться одним хлебом впредь до получки своего жалованья.
Но у Оверина было платье. Попечитель его, видя, с каким ребенком ему пришлось водиться, сам распорядился сшить Оверину довольно приличную одежду. К сожалению, не вся она пошла в прок. В то время, когда Оверин питался одним хлебом, его приятель сапожник вовсе не полагал оставить своей привычки напиваться пьяным, несмотря на то, что ему было категорически объяснено, что денег больше нет.
-- У вас есть разные вещицы -- можно бы заложить на время,-- намекнул как-то сапожник, окончательно истомленный продолжительной трезвостью.
-- А вот фрак -- я его все равно не ношу! -- догадался Оверин.
Фрак был пропит, очередь доходила до сюртука, когда Новицкий заметил, что не все платье у Оверина налицо, и отобрал у него посредством какой-то хитрости ключ от комода. С этого времени, когда в распоряжении Оверина ничего не осталось, кроме хлеба (он всегда покупал его караваями, на том основании, что черствый хлеб удобоваримее мякого), свеч, колбасы, паюсной икры и мелу, сапожнику взять было нечего, и дружба начала значительно охлаждаться, тем более, что в это время Оверин, занятый усовершенствованием лейденской банки, не находил даже времени разговаривать со своим другом.
Нечего и говорить, что он поступал на математический факультет.
Остальные мои знакомые стремились на медицинский или на естественный факультет (естественные науки только что начали входить тогда в моду). Не говоря уже о Шраме и брате, даже Малинин однажды сказал мне:
-- Я думаю, что лучше изучать естественные науки, например физиологию... Нужно же, наконец, знать строение своего собственного тела.
-- Чем же ты после будешь питать это тело, когда узнаешь его строение? -- спросил я.
Малинин не понял.
-- Сделаешься пьяницей-учителем естественных наук? -- яснее спросил я.-- Дальше не пойдешь со своей физиологией.
-- Да, это правда -- нет карьеры, но все-таки естественные науки... Впрочем, на какой ты факультет поступишь, на такой и я.
-- Естественные науки скоро выйдут из моды,-- сказал я,-- мы лучше поступим на юридический. Вон толкуют все о новом судопроизводстве.
-- Это действительно! -- с восторгом вскричал Малинин, очевидно удивляясь, что ему не пришла в голову раньше эта простая мысль.
Таким образом, решено было осчастливить Россию двумя новыми юристами. Вскоре я узнал, что и Новицкий тоже поступает на юридический факультет, раздумав сделаться медиком по той причине, как он объяснил, что "плохой медик вреден, а плохой юрист, при честных намерениях, все-таки может быть полезным".