Одной из главных задач Игнатьева являлось установление хороших отношений с турецким правительством. Сделать это было непросто, ибо положение Турции после Крымской войны изменилось. В ней усилилось влияние европейских стран и, как писал Игнатьев, «турецкие сановники заразились европейским духом»[271]
. Европейские державы старались внушить правящим верхам недоверие к России, пресса говорила об агрессивных замыслах Петербурга. Против России действовала и польская эмиграция в Турции, и националистические младотурецкие круги. Престиж Турции поднялся в особенности после посещения ее коронованными особами – австрийским императором Францем Иосифом и французской императрицей Евгенией. Сам султан побывал в Париже.Нужно было обладать хитростью и изворотливостью Игнатьева, чтобы заставить считаться с собой. Отчасти, как уже говорилось, этому способствовали меры по поднятию авторитета российского посольства. Играла роль и активность Игнатьева, его настойчивость в отстаивании интересов России. «С турками лажу, но им не уступаю ни шагу», – писал Игнатьев[272]
. Иногда приходилось действовать резко или, как говорил Игнатьев, «показать кулаки». Подчас он применял и другие методы. Взяточничество среди турецких чиновников было распространено весьма сильно, чем без стеснения пользовались европейские представители. В отношении турецких высокопоставленных чиновников Игнатьев применял нередко те же методы, что и другие послы. Любопытна в этом плане его записка Горчакову от 27 января 1874 г.: «Ввиду шаткости правительственных принципов в Турции, отсутствия самостоятельности в государственных сановниках, корыстолюбия чиновников и неисправности выдачи следуемого им содержания представляется необходимость для успешного достижения целей высшей политики и сохранения влияния на Порту изыскать средства действовать на личные интересы чиновников»[273]. Указывая на пример Англии и других стран, а также на существовавшую ранее практику в российской миссии до Крымской войны, Игнатьев предлагал возобновить выдачу подарков турецким чиновникам и награждение их орденами. Однако Александр II не слишком благосклонно отнесся к этому предложению. Из представленного Игнатьевым списка к награждению 16 чиновников турецкого МИД ордена получили только пятеро.У Игнатьева были и другие способы воздействия на турецких чиновников. Как уже говорилось, он сразу же установил связи с верхушкой христианских общин в Константинополе (болгарской, сербской, греческой, армянской и др.), что давало ему возможность получать ценную информацию, в том числе и частного свойства. Он создал широкую агентурную сеть, работавшую подчас совершенно бескорыстно.
Дипломат Ю. С. Карцов писал в своих воспоминаниях о чрезвычайной информированности Игнатьева: «Подчиненным редко удавалось сообщить ему новость, которую он не знал бы раньше. С наступлением темноты к нему пробирались проходимцы, политические интриганы или попросту шпионы… Члены русской колонии, армяне, греки доставляли Игнатьеву политические сведения, а он в отплату их административным и судебным делам оказывал защиту». В Константинополе Игнатьев приобрел огромное значение, продолжал Карцов. «На всех событиях того времени отпечатлелась его яркая и могучая личность. Политической деятельности он предавался с увлечением еще в полном цвету молодости, безбрежных упований и неограниченного честолюбия… Его называли вице-султаном. Да он и был им на самом деле: турецкие министры его боялись и были у него в руках»[274]
. Исходя из этого, можно предположить, что Игнатьев располагал достаточным количеством компромата, с помощью которого воздействовал на многих турецких чиновников.Будучи в хороших отношениях с султаном, как и с его сыном принцем Иззетдином, Игнатьев оказывал им немало услуг. Так, султан был большим поклонником живописи И. К. Айвазовского. Через посредство Игнатьева он заказывал картины художнику. В октябре 1874 г. Айвазовский посетил Константинополь, и посол представил его султану. Несколько картин Айвазовский написал и для Игнатьева (виды Константинополя и Буюкдере, вид посольского дома и другие)[275]
. «Меня здесь все почитают и уважают, – писал Игнатьев родителям. – Султан и принц оказали нам особый почет на балу у английского посла»[276].Игнатьев был близок с рядом министров Порты, которые считали Россию «наименьшим злом» и боялись европейской экспансии. Таковыми были великий везирь Махмуд-паша, министры иностранных дел Фуад-паша, а затем Савфет-паша. В своих записках посол дал блестящую характеристику Фуаду, называя его человеком европейским по духу, находчивым и разносторонним. Игнатьев считал Фуада самым выдающимся министром Порты. К России Фуад относился неплохо, но его ранняя смерть (в 1869 г.) помешала дальнейшему русско-турецкому сближению[277]
.