Николай Туроверов: казак, воин, поэт

Ты меня с улыбкой не встречала

И в слезах не будешь провожать.

У тебя свои, родные, дети,

У тебя я тоже не один,

Приютившийся за годы эти,

Чей-то чужеродный сын.

Кончилась давно моя дорога,

Кончилась во сне и наяву, —

Долго жил у твоего порога,

И еще, наверно, поживу.

Лучшие тебе я отдал годы,

Все тебе доверил, не тая, —

Франция, страна моей свободы –

Мачеха веселая моя.

1938

* * *

Не дано никакого мне срока, —

Вообще ничего не дано.

Порыжела от зноя толока,

Одиноко я еду давно.

Здравствуй, горькая радость возврата,

Возвращенная мне, наконец,

Эта степь, эта дикая мята,

Задурманивший сердце чебрец,

Здравствуй, грусть опоздавших наследий,

Недалекий последний мой стан:

На закатной тускнеющей меди

Одинокий высокий курган!

1938

* * *

Звенит, как встарь, над Манычем осока,

В степях Хопра свистит седой ковыль,

И поднимает густо и высоко

Горячий ветер розовую пыль.

Нет никого теперь в моей пустыне,

Нет, никого уже мне не догнать.

Казачьи кости в голубой полыни

Не в силах я, увидя, опознать.

Ни встреч, ни ожидающих казачек:

Который день – станицы ни одной.

Ах, как тоскливо этот чибис плачет

И все летит, кружася надо мной.

Спешит, спешит мой конь, изнемогая.

Моя судьба, как серна в тороках, —

Последняя дорога роковая –

Наезженный тысячелетний шлях.

1938

* * *

С каждым годом все лучше и лучше

Эти ночи весною без сна,

С каждым годом настойчивей учит

Непонятному счастью весна.

Все скупее, вернее и проще

Нахожу для стихов я слова;

Веселее зеленые рощи,

Зеленее за ними трава,

Голубее высокое небо,

Все короче положенный срок.

О, как вкусен насущного хлеба

С каждым годом все худший кусок.

1939

* * *

Уходили мы из Крыма

Среди дыма и огня;

Я с кормы все время мимо

В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,

За высокою кормой,

Все не веря, все не зная,

Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы

Ожидали мы в бою.

Конь все плыл, теряя силы,

Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо –

Покраснела чуть вода.

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда.

1940

Гражданские стихи

1.

Она придет – жестокая расплата

За праздность наших европейских лет.

И не проси пощады у возврата, —

Забывшим родину – пощады нет!

Пощады нет тому, кто для забавы

Иль мести собирается туда,

Где призрак возрождающейся славы

Потребует и крови и труда,

Потребует любви, самозабвенья

Для родины и смерти для врага;

Не для прогулки, не для наслажденья

Нас ждут к себе родные берега.

Прощайся же с Европою, прощайся!

Похорони бесплодные года;

Но к русской нежности вернуться не пытайся,

Бояся смерти, крови и труда.

2.

О, этот вид родительского крова!

Заросший двор. Поваленный плетень.

Но помогать я никого чужого

Не позову в разрушенный курень.

Ни перед кем не стану на колени

Для блага мимолетных дней, —

Боюсь суда грядущих поколений,

Боюсь суда и совести моей.

Над нами Бог, ему подвластно время.

Мою тоску, и веру, и любовь

Еще припомнит молодое племя

Немногих уцелевших казаков.

3.

Пусть жизнь у каждого своя,

Но нас роднит одна дорога.

В твои края, в мои края

Она ведет во имя Бога,

Во имя дедов и отцов

И нашей юности во имя,

Мы повторяем вновь и вновь

Сияющее, как любовь,

Незабываемое имя

Страны, вскормившей нас с тобой,

Страны навеки нам родной.

В холодном сумраке Европы

Мы жадно ищем наши тропы,

Возврата к ней – и только к ней –

Единственной на чуждом мире:

К родным полям твоей Сибири,

К родным ветрам моих степей.

4.

Так кто же я? Счастливый странник,

Хранимый Господом певец

Иль чернью проклятый изгнанник,

Свой край покинувший беглец?

И почему мне нет иного

Пути средь множества путей,

И нет на свете лучше слова,

Чем имя родины моей?

Так что же мне? Почёт иль плаха,

И чей-то запоздалый плач,

Когда в толпу швырнет с размаха

Вот эту голову палач.

Ах, все равно! Над новой кровью

Кружиться станет вороньё;

Но с прежней верой и любовью

Приду я в царствие Твоё.

5.

Не всё, не всё проходит в жизни мимо.

Окончилась беспечная пора.

Опять в степи вдыхаю запах дыма,

Ночуя у случайного костра.

Не в сновиденьях, нет – теперь воочью,

В родном краю курганов и ветров,

Наедине с моей осенней ночью

Я всё приял, и я на всё готов.

Но голос прошлого на родине невнятен,

Родимый край от многого отвык,

И собеседнику обидно непонятен

Мой слишком русский, правильный язык.

Чужой, чужой – почти что иностранец,

Мечтающий о благостном конце,

И от костра пылающий румянец

Не возвратит румянца на лице.

1941–1942

* * *

Закурилась туманом левада,

Журавли улетели на юг, —

Ничего мне на свете не надо,

Мой далекий единственный друг.

Только старый курень у оврага,

Побуревший соломенный кров

Да мой стол, на котором бумага

Ожидает последних стихов.

1943

Конь

«Конь казаку всего дороже

И ты, мой сын, им дорожи».

А. Туроверов (1852 г.)

«Что, мой верный друг, не весел,

Что грустишь, моя краса?

Я в торбе тебе навесил

Золотистого овса.

Что не ешь его проворно

А, мотая головой,

Вкусно пахнущие зерна

Рассыпаешь пред собой?

Иль меня ты, друг, не слышишь

И заветный сахарок

Не берешь, а только дышишь

На протянутый кусок.

Не кусаешь в шутку руки,

Не балуешься со мной, —

Иль почуял день разлуки,

Мой товарищ дорогой?»

«Нет, хозяин, я не болен,

Рад служить я казаку;

Но рассеять ты не волен

Лошадиную тоску.

Для меня давно не тайна,

Что сегодня ты принес