Нил Сорский

Прежде всего, старец Нил категорически не принимал никаких разговоров о том, что в его время достичь «равности» святым отцам уже невозможно. «И из-за лености же и любви к миру и небрежности нашей говорим, что древним отцам это было свойственно, нам же не нужно и невозможно это. Но не так это, не так!» Он стремился сам и звал своих учеников к молитвенным высотам великих древних святых. И твердо верил в милосердие и помощь Божию каждому, кто борется со своими грехами. «Когда те жестокие волны восстанут на душу, не надеется человек в тот момент получить от них когда-нибудь избавление, но такие мысли насылает ему враг, — что сегодня так плохо, а потом, в прочие дни, будет еще хуже, и подсказывает ему, что оставлен он Богом, и не имеет Тот попечения о нем, или что помимо промысла Божия такие случаи происходят, и с ним одним только это, с прочими же не было и не бывает. Но не так это, не так! Не только ведь нас, грешных, но и святых Своих, от века благоугодивших Ему, как чадолюбивый отец чад своих, Бог так наказывает духовным жезлом по любви — ради преуспеяния в добродетелях. Вскоре же непременно бывает изменение этого, и посещение, и затем милость Божия, и утешение. Как ведь в тот злолютный час не думает человек, что сможет вытерпеть в подвиге жительства благого, но все благое мерзостным показывает ему враг, так опять же по изменении этого все представляется ему благоугодным и все бывшее скорбным — как ничуть не бывшим, и усердным он оказывается во благом, и удивляется изменению к лучшему, и никак не хочет отступить от пути добродетели, и уразумевает, что Бог по милости Своей устраивает ему это на пользу и от любви приносит таковое для наставления… Когда же случается эта страшная рать, крепко тогда подобает вооружаться против духа неблагодарности, бояться же и хулы, ибо всеми ими в то время орудует враг»[374].

Каждый, кто когда-либо говорил с преподобным Нилом, чувствовал особое благородство его души, свойственное только подлинно смиренным людям. Со смирением он предстоял перед Богом, со смирением общался с людьми. Монахов скита он наставлял никогда, особенно в минуты духовной победы, не забывать о греховности своей натуры: «Ибо способность стоять в добродетелях не от тебя зависит, но есть дело благодати, носящей тебя на ладонях рук своих, сохраняя от всего сопротивного»[375]. «Если же кто-то когда-то начнет нас хвалить… достойными представляя нас чести… тут же множество и тяжесть наших согрешений в уме своем поскорее вспомним, или какое-то одно, наихудшее». Нил говорил, что все человеческие совершенства ничто перед Богом, подобно тому, «как малая купель против величины моря»[376]. Однако, оставаясь смиренным человеком, преподобный умел быть жестким там, где речь шла о защите догматов веры, о соблюдении Божественных заповедей, о спасении заблудшей человеческой души. Об этом говорят строгие слова его «Предания» и посланий.

Преподобный любил пустыню, одинокое предстояние перед Богом и сторонился всякого человеческого общения. Он избегал лишних бесед не только с мирянами, но и с монахами. Разговоры, даже на первый взгляд и полезные, разрушали тихое и мирное расположение души, необходимое для молитвы. Это состояние внутреннего равновесия, «умертвия от всего», старец Нил ценил превыше всех благ, потому что оно было залогом всякого духовного делания. «Когда мы, как будто бурею и волнами носимые, нисходим от доброго расположения к лукавым мыслям и не можем прийти в тихое и мирное расположение, — это больше всего случается от слухов и от многих и неполезных бесед»[377]. Но при этом старец всегда был готов помочь духовным советом. Если близкие люди находились далеко от него, то он помнил о них и молился за них. «Также, — говорил он, — и к ближним нашим мы должны, по Господней заповеди, иметь любовь и, если они оказываются поблизости от нас, показывать это словом и делом, если сможем сохранить при этом и любовь Божию. Если же они далеко от нас, в уме любовью соединяться с ними и всякое злопамятство по отношению к ним от сердец наших отогнать и со смирением подчинить им душу и добрым намерением им благоугодить»[378].

Нил Сорский был заботливым настоятелем для своих иноков. «Горестную невозможность постоянно пребывать на высотах молитвенного блаженства преподобный Нил объясняет экономией любви: „Да имут время и о братии упражнятися и промышляти словом служения“. Эта братская любовь, хотя и на низшей духовной высоте, составляет другую, к миру обращенную сферу его души, которая лишает его образ всякой суровости…»[379]

Часть 5. Ересь

О ереси «жидовствующих»

Рече безумен в сердце своем: несть Бог, растлеша и омерзишася в беззакониих.

(Пс. 52, 2)

Уединение старца Нила в Сорском скиту было прервано повелением великого князя Ивана III прибыть на церковный Собор в Москву.