Ниндзя с Лубянки

Чен остался стоять на месте, глядя, как удаляется фигура военного атташе. Японец быстро шел в сторону Петровского замка и вскоре пропал из виду. Уже подходя к стене, он увидел, как из-за поворота медленно выехал автомобиль с потушенными фарами. Атташе остановился, а когда машина поравнялась с ним, ловко вскочил в приоткрытую дверь. Русский шофер, сидевший за рулем, с гордостью посмотрел на шефа, и широкая улыбка осветила румяное курносое лицо.

– Они тебя потеряри? – скорее для формы осведомился атташе по-русски.

– Обижаете, шеф! – еще шире улыбнулся водитель. – Я люблю с чекистами погоняться. Еще ни разу никто Алексея Рыбкина догнать не мог!

– Мородец, – похвалил его атташе, – вот, возьми немного деньги твоя семья, да? – и протянул шоферу конверт.

Тот, не оглядываясь, взял конверт правой рукой. Так же не глядя, легко вытряхнул из него деньги, сунув их за пазуху:

– Конвертик заберите, шеф. Не дай бог, увидит кто. Не наш конвертик, иностранный.

Атташе забрал конверт, подумав, что парень прав и на это надо обратить внимание.

Тем временем машина, вырулив на Ленинградку, неслась по мокрому и грязному шоссе в центр города, к посольству. Навстречу уже почти не попадались автомобили, и водитель посольского «форда» сразу заметил едущий на малой скорости «форд» чекистов. Он сбросил скорость и очень медленно обогнал машину наружного наблюдения, дав заметить себя и пристроиться в хвост. Если бы не жидкая московская грязь, залепившая все стекла авто, можно было бы видеть, как в машине сопровождения матерился и грозил кулаком посольскому «форду» начальник шпика Новоселова, все еще сидевшего в театре «Ромэн» и слушавшего цыганские песни в спектакле «Жизнь на колесах».

В это время Арсений Чен старался успокоиться и не поторапливать про себя бренчавший на стрелках трамвай, не спеша пробиравшийся в центр города. Добравшись наконец до площади Дзержинского, он бросил взгляд на окна – главный дом светился как елка, и Арсений так же внутренне, как только что поторапливал трамвай, поблагодарил Хозяина за то, что с его легкой руки все важные учреждения неформально, но прочно перешли на ночной режим работы. Он забежал в вестибюль и бросился к таксофону служебной связи. Это было нововведение, вызванное большим количеством приезжающих в ОГПУ оперативников из других городов и областей Советского Союза. Чтобы они могли быстро находить вызвавшее их должностное лицо и не толпились перед зданием, вызывая ненужное любопытство и беспокойство, к служебному коммутатору ОГПУ подключили этот таксофон. Сейчас он был позарез нужен Чену, потому что установленным порядком выйти на связь через парольное окно он мог только завтра, а времени терять было нельзя.

Марейкис набрал номер начальника контрразведывательного отдела Чибисова, которому непосредственно подчинялся по службе и который, один из немногих, знал о том, кем является его агент на самом деле или, во всяком случае, знал об этом больше остальных. Через полчаса Чен и Чибисов сидели в кабинете у Артузова – заместителя начальника секретно-оперативного отдела ОГПУ. Начальником был сам Ягода, но с Артузовым они испытывали друг к другу взаимную, с каждым днем усиливающуюся и почти нескрываемую неприязнь. За годы совместной работы это привело к тому, что оперативники и все сотрудники аппарата ОГПУ вслед за своими начальниками тоже разбились на два конфликтующих лагеря. Чен немедленно примкнул к сторонникам Артузова, которого знал и уважал за оперативное мастерство и принципиальность, не находя этих качеств в Ягоде.

Марейкис подробно пересказал содержание своего разговора с военным атташе, и на некоторое время начальники задумались. Первым заговорил Чибисов:

– Арсений Тимофеевич, четыре года назад, когда Иностранный отдел, ИНО, купил этот проклятый Меморандум, вы объясняли нам, что его ни в коем случае нельзя публиковать и вообще нельзя показывать виду, что он у нас, потому что это немедленно вызовет конфликт СССР и Японии. Так?

– Так, – подтвердил Чен, понимая, куда клонит начальник.

– Строго говоря, вы предлагали вообще не покупать тогда этот документ, приводя аргументы в пользу того, что он фальшивка, – вставил свое слово Артузов.

– Я и сейчас убежден, что это фальшивка, Артур Христианович – ответил Марейкис.

– Но, насколько я понимаю, сейчас вы склоняетесь к тому, что опубликовать Меморандум все-таки надо? – уточнил Артузов.

– Решать не мне… – начал Чен.

– Естественно.