Будучи крайне общительным человеком, душой любой компании, умеющим приспосабливаться под любых людей и любые обстоятельства, он при этом был достаточно замкнутым. Никогда не говорил о себе, редко делился сомнениями и проблемами. Никогда — с незнакомцами, практически никогда — с друзьями. Семья — это вообще стояло за гранями всех нормальных отношений, это была реальность, настолько ненормальная, по крайней мере, в его голове, что совсем неудивителен его выбор профессии. Он мог быть кем угодно, дважды кем угодно, трижды — сколько угодно раз, лишь бы не собой.
Как всегда, переступая порог театра или приходя на работу, он выкидывал из головы все домашние мысли, домашние проблемы, как проблемы ненужные, посторонние и крайне вредные, но сегодня… Сегодня он так и не смог этого сделать. Он думал об отце, когда шагал по улицам и когда переходил дорогу, и таскал со склада тяжелые ящики и пересчитывал товар, и даже когда народ начал заполнять зал и оккупировал его барную стойку.
Он все равно думал об отце и о своей непонятной жизни.
— Расков! — хохотнула администраторша Леночка, проходя мимо. — Ты сегодня какой-то рассеянный, соберись!
Родион криво улыбнулся, дождался, когда она пройдет и выдохнул, затем поймал свое отражение в неровных зеркалах барной стены, и замер.
Это уже потом она все-таки поняла, что это он, а сначала не понимала. Ну парень и парень, каких много, симпатичный, лицо худое скуластое, глаза темные внимательные, из-под шляпы моднющей, в духе гангстеров, на лоб спадали пряди черных прямых волос. Он стоял за барной стойкой, принимал заказы, смешивал коктейли, наливал пиво, шутил с официанткой и ничем не отличался от прочих барменов. Но Полину словно что-то толкнуло в плечо, когда она проходила мимо, и она обернулась. Раз, потом другой, третий. Опомнилась, только сев за большой стол, за которым уже сидели ребята. Но он ей все не давал покоя. Как забытое воспоминание, от которого остался только хвостик, который ты изо всех сил хочешь размотать, но не можешь за него ухватиться. Ей казалось, что парень уже заметил, что она за ним наблюдает, периодически вскидывая голову. Но когда она посмотрела прямо на него, она поняла, что бармен ее не видит — свет бил ему в глаза, лишая возможности наблюдать за их столиком, хотя они сидели почти в центре.
…Полина бродила по городу несколько часов, бесцельно блуждая по знакомым шумным проспектам и неприметным дворам, пока не очутилась возле одной из популярнейших кафешек города — Мекки студентов и молодежи, стилизованной под американский бар. Внутри было шумно и весело — периодически кто-нибудь выходил в предбанник покурить, и тогда музыка долетала до ушей Полины, долго не решавшейся войти внутрь. Ей не хотелось встретиться с кем-нибудь из знакомых.
На самом деле, она просто решалась. Решалась увидеть одного своего вполне определенного знакомого. Письмо от Нины, лежавшее сейчас в кармане ее пальто, давило одним своим невесомым присутствием. Полли боролась с собой, но все было напрасно — она уже будто и не могла не следовать содержавшимся в письме советам. Разбуженные воспоминания не давали покоя. И ноги все-таки привели ее сюда, как она не пыталась увести их в другую сторону.
Наконец, она не выдержала. Когда некий подвыпивший молодой человек, едва ли не мешком вывалился наружу из предбанника, Полли схватилась за открытую им дверь и скорее шагнула внутрь, чтобы не успеть передумать.
Музыка сразу стала громче, девушка-администратор вскочила с места и предсказуемо улыбнулась Полине.
— Добрый вечер, — пропела она. — Хотите присесть за столик или к бару?
— Бар, — коротко откликнулась Полина, и администратор сделала несколько шагов, указывая ей направление. Бар был сразу за углом, и Полина знала, куда идти.
Народу в этот вечер было много. Столики забиты практически до отказа, да и места возле барной стойки тоже не пустовали. Но все же Полине удалось выкроить для себя одно, и она села на вертящийся стул с самого края барной стойки.
С самого начала вечера ощущавший непонятную тревогу Родион, увидев Полину, подумал, что предчувствия его не обманули. Он не хотел подходить к ней, но не подойти было нельзя, как и нельзя было делать вид, что они не знают друг друга.
— Что вам подать? — поинтересовался он.
— Капучино, — откликнулась она и подняла глаза от барной стойки. — Привет.
— Привет, — сказал он и ушёл к кофемашине.
— Родион, мне нужно с тобой поговорить, — сказала она, когда он вернулся и поставил перед ней чашку.
— Родион? — насмешливо заметил он, своим фирменным движением приподнимая одну бровь. Он был очень своим в этом месте — черная рубашка и черные брюки, черная шляпа, темная челка падает на лоб, глаза блестят. Она отвела взгляд.
— Да.
— Мне нужно работать, сегодня большой наплыв.
Она пожала плечами.
— Я готова ждать.