Ниоткуда с любовью

— Маш, это неважно. Ясно? — откликнулся Красовский. Потом взглянул на Машу и взгляд его смягчился. — Извини, ты здесь не при чем.

— А кто причем?

Внутренний голос вопил на все лады, чтобы она замолчала, но словно какой-то бес тянул ее за язык.

— Давай оставим эту тему? — попросил Красовский. — Я просто не очень хочу об этом разговаривать.

Она продолжала смотреть на него, и тогда он добавил:

— Со мной все в порядке.

Она усмехнулась.

— Не сомневаюсь в этом, — она повернулась и ушла в комнату. До этой минуты ее ни капли не трогало то, что он не хочет рассказывать о себе. А сейчас ей казалось, что он делает это намеренно — она временный эпизод в его жизни, скоро они расстанутся, а потому эта информация ей ни к чему.

Она лежала в темноте пустой спальни, смотрела в потолок и думала о том, что по сути ничего не произошло, он по-прежнему не обязан был с ней чем-то делиться, ведь и она не хотела быть с ним откровенной. Какие бы чувства она ни испытывала к нему.

А какие чувства она испытывала?

Немного позже он выключил свет на кухне и пришел в спальню, и залез к ней под огромное теплое одеяло, и обнял, и уткнулся шею.

— Маш… — прошептал он. Она не ответила.

Он повернулся на спину, отпустив ее, и закрыл глаза. Но образы в голове преследовали его, он открыл глаза и бесцельно уставился в потолок, как и Маша некоторое время назад.

Он знал, что не уснет.

* * *

У Олега Красовского, как и у любого другого человека, конечно же, были родители. Только Олег их не знал. Все, что он помнил из своего детства — старый дом, в котором он жил с бабушкой и сестрой, и запахи, которые этот самый дом окружали. Запахи были повсюду. Они притягивали его внимание, служили маяком, путеводной звездой, которая вела его по той или иной дороге. Он знал наизусть запахи дома, запахи каждого кустика, каждого дерева, растущего в их саду. Он знал, как пахнет весна, как — осень, а как зима, и всегда с нетерпением ждал их приближения.

Он знал, когда нужно было срочно бежать домой — когда с треском распахивались окна, и из больших комнат тянуло запахом лекарств. Тогда он знал, даже несмотря на то, что ему хотелось удрать подальше от дома, что бабушка снова болеет. У нее снова болит сердце.

А однажды он узнал запах «чужого». Чужих людей, открывших калитку и прошедших во двор дома с таким видом, как будто они имели на это полное право. Позже Олег узнал — они и правда имели. Это были его мать и ее муж.

Но… не взирая на все их полные и неполные права, не взирая на Вику, которая была старше, а потому прекрасно помнила их, и кинулась к ним, едва заприметив в саду — не взирая на все это, Олег с самого начала понял, что они — чужие. Их запах чужой, их улыбки фальшивы, они были чужими людьми — всегда ими были и всегда будут.

Он наотрез отказался поехать с ними, он остался с бабушкой. Его упрашивали, уговаривали, угрожали, запугивали, грозили, молили, но он остался с бабушкой. Он был дома, и уже тогда понимал, что другого у него не будет. А однажды утром запахи подсказали ему, что и этого единственного места на земле, где он был счастлив, уже скоро может не быть. Обоняние обострилось до предела.

Однажды утром бабушки не стало.

И тогда на пороге возникло множество людей, которым было что-то нужно от него. Олег сидел на скамейке, в углу сада, сжавшись в комок, и отказывался разговаривать. Он отказывался разговаривать и в этот день, и в следующий, и в следующий после него. И потом, среди голых серых стен и детей в одинаково-блеклых одежках он все еще не хотел разговаривать. А потом они нашли его.

Родители. Они появились на пороге детского дома, и Олег, сжав кулаки, неожиданно расплакался, в первый и в последний раз за много лет. Они появились внезапно, когда он уже и не думал их увидеть. Несмотря на то, что он отказывался говорить и называть свое имя, родители все же нашли его. Но мальчик не хотел идти с ними. Дома больше не было, а эти двое, едва оказавшись не под надзором воспитателя и директора детдома, стали препираться и совсем, казалось бы, перестали обращать на него внимание.

И Олег не поехал с ними. Вика стояла, сжавшись, возле окна, и свет падал на ее кудрявые волосы. Она смотрела на него таким взглядом, что ему сразу захотелось ненавидеть ее. У него больше не было бабушки, не было дома, а родителей не было и подавно. И Вика не имела права врать, что живет хорошо или лучше, чем в старом доме, наполненном запахами детства.

И от Вики никто не отказывался в роддоме.

Матери не вернули права на него, и это радовало мальчика безмерно. Уже тогда он захотел вырасти как можно скорее, чтобы не зависеть вообще ни от кого. Ни от одного человека на этом свете.

— Олег?