Niro. Сборник рассказов.

Что–то тяжелое и железное за стеной упало на пол. Вадим вздрогнул. Было ощущение, что это «что–то» грохнулось о кафель практически у него под ногами, хотя здесь, в пустом коридоре, падать было нечему.

— …Черт бы побрал эти ножницы, — продолжил тем временем мужчина за стеной. — На чем я остановился?

— «Повреждения, описанные в пункте «два»…» — ответил женский голос.

— Да–да, вспомнил! «Повреждения, описанные в пункте «два», потерпевшая получила в течение краткого… краткого…» Успеваете? Краткого периода времени. В скобках — «одновременно».

Сухой кашель курильщика. Вадим нервно теребил пальцы на руках — в тех пределах, которые позволяли наручники. То, что он сейчас слышал, добивало его окончательно.

— «В связи с этим установить очередность повреждений не представляется возможным», — откашлявшись, продолжил диктовать мужчина.

Там, за дверью, шло вскрытие. Вадим знал это, знал он и ту женщину, чью грудную клетку зашивал сейчас огромной изогнутой иглой патологоанатом, надиктовывая протокол лаборантке. Но лучше всего он знал, зачем он здесь.

— Следующий пункт. «Получив повреждения, описанные в пункте «два», потерпевшая могла жить в пределах от нескольких десятков секунд до нескольких десятков минут…»

«Три, — подумал Вадим, комментируя слова патологоанатома. — Три минуты».

— «…И совершать при этом активные действия… В скобках — «передвигаться, звать на помощь».

Лаборантка тихо шелестела бумагой за низеньким столом. Вадим видел её образ сквозь стену так четко, будто стоял у нее за спиной.

— Где там этот мальчишка? — неожиданно прервав свой жуткий монолог, спросил судебный медик. — Пусть заходит, а вы пока готовьте конвертики для волос…

Откуда–то сбоку к Вадиму приблизился конвоир в бронежилете, шевельнул дулом укороченного автомата. Вадим понял все без слов. Поднялся, сцепив зубы — очень не хотелось входить в эту дверь, из которой волнами накатывали очень неприятные сладковатые запахи.

— С правой височной области, — услышал Вадим голос в двух шагах от двери. — Теперь с левой…

— Доктор, зачем все это? — спросила лаборантка, протягивая листок бумаги, сложенный в виде пакетика. Судебник вырвал пинцетом несколько волос, сунул их в протянутый пакетик и ответил несколько раздраженно:

— Следователь задницу прикрывает… И хватит этих вопросов, в коридоре подозреваемый… Готовьте пакетики для ногтей, я стригу правую кисть.

Вадим остановился у самой двери, не в силах сделать последние шаги. В горле встал большой тягучий комок слюны, он никак не хотел проглатываться, накатила паника; Вадим отшатнулся назад и наткнулся на ствол автомата. Пришлось собрать волю в кулак и перешагнуть порог прозекторской.

Там царил полумрак, только два источника света делили комнату на части — огромная бестеневая лампа над секционным столом и настольный светильник лаборантки у закрашенного белой краской на две трети окна. В пятне света головой к двери лежала женщина, достаточно бледная для того, чтобы казаться нереальной. Голова её была запрокинута назад через деревянный брусок, который Вадим про себя сразу же окрестил плахой — за выемку посредине, как на гильотине. Под спиной образовалась большая розовая лужа — патологоанатом смывал с тела кровь при помощи душевого шланга, разбрызгивая её довольно широко вокруг стола. Самого врача защищал огромный, до пола, оранжевый фартук и резиновые сапоги; Вадим и его сопровождающий непроизвольно сделали несколько шагов назад, чтобы не попасть в облако брызг.

Не сразу заметив вошедших, врач остановился, закрутил кран и приблизился к Вадиму, глядя ему в глаза.

— Мне всегда было интересно, — сказал он, подойдя вплотную, — насколько это просто — убить человека. Разрезать пополам мертвое тело — это не то… Работая здесь, я начал ценить жизнь как никогда ранее — и поэтому не могу победить в себе ту волну возмущения, которая поднимается во мне, когда я вижу безвременно ушедших.

Вадим не ожидал подобного. Он рассчитывал только взглянуть на… «На Марину…» И после этого вернуться в следственный изолятор. Тем временем врач, сняв перчатки со следами крови, взял Вадима за руку и подвел к женскому телу на столе.

Несомненно, это была Марина. Но такой он её не видел никогда…

— Смотри, — подтолкнул его к столу судебник. — Ей было двадцать два года. И ей теперь всегда будет двадцать два года…

Вадим приблизился к столу на пару шагов и оказался в пятне света. Наручники сверкнули ему зайчиками в глаза, он отодвинул руки в сторону; после чего заглянул ей в лицо — в то, что осталось от лица…

Его, конечно, сумели подхватить. Конвоир, закинув автомат за спину, успел подставить руку, да и патологоанатом был тоже рядом. Вадим мягко опускался вниз, подгибая колени.