Креспин сжал зубы — его отправляют туда, к Дальним Пределам. Он удостоен великой чести — вернуть Источник всем нуждающимся. Он вскочил (кресло от неожиданности причмокнуло воздухом и тут же приняло изначальную форму).
— Я готов выполнить ваши приказания, Мастер Люк!
Люк Скайуолкер, Мастер Джедай, опустился на свое место и понимающе кинул.
— «Магритта» уже заправлена. Ты летишь один.
— Почему у меня не будет второго пилота?
— Там что–то не так… — произнес после некоторого раздумья Люк. — Я надеюсь на лучшее, но все–таки — там что–то не так…
«Он не хочет рисковать кем–то еще, — понял Креспин. — Он и так рискует своим первым помощником…»
— Иди, — кивнул в сторону двери Люк. — Четвертый причал Звездной Гавани, пропуск тебе не нужен. Дела сдай своему заместителю. И запомни — любой ценой… Любой…
Креспин вытянулся в струнку, как в былые времена, когда подчиняться по военному было принято. После чего повернулся на каблуках и вышел в дверь, услужливо распахнувшуюся перед ним.
Когда дверь закрылась, Мастер Люк неуловимым, отнюдь не старческим движением, вынул из встроенного сейфа черный шлем своего отца, положил перед собой на стол и пристально всмотрелся в глубину зеркальных стрекозиных глаз. Где–то там, внутри, был ответ…
Мастер тяжело вздохнул и надел шлем себе на голову. Иногда он хотел почувствовать себя Дартом Вейдером…
Когда Лузянин понял, что у него получается, он откатился в кресле от компьютера на несколько метров (благо, размеры зала позволяли это), крутнулся на нем пару раз и закричал:
— Ие–е-хху!
Воинственный индейский клич, полный радости, не был услышан никем — Лузянин был один. Не с кем было разделить успех — да ученый и не стремился пока это делать. Работа была еще не закончена, однако потенциально задача решена — причем решена даже проще, чем казалось изначально, при постановке условия. Во время работы обозначился один фактор, не предусмотренный ученым — и это перевернуло некоторые постулаты генетики, которая для Лузянина была основным полем деятельности и приносила ему хлеб насущный.
— Всего двести пятьдесят! — взбудоражено подскочив с кресла, Лузянин подошел к окну широкими, просто гигантскими шагами, отмеряя каждый будто циркулем. — Я рассчитывал, что работать надо будет еще около двух недель, что звеньев в цепи где–то около пяти тысяч, но черт возьми!…
Эмоции захлестнули его огромной, как девятый вал, волной адреналина. Он смотрел в окно с высоты двенадцатого этажа на институтский парк и не замечал всей его красоты, думая о своей жене…
Почти десять лет назад в такой же яркий и солнечный октябрьский день подонок по прозвищу «Индиана Джонс», серийный убийца и маньяк, державший в ужасе весь Академгородок в течение трех месяцев, совершил свое последнее и самое жуткое преступление. Застрелив безо всякой причины восьмерых человек с интервалом в десять дней, он принял изрядную дозу наркотика и попытался покончить с собой, подчиняясь импульсам воспаленного рассудка — но не смог этого сделать.
Он сидел на горячей батарее в подъезде, где жил Лузянин со своей женой Кирой — на седьмом этаже, площадкой ниже их квартиры. В день после защиты кандидатской молодой доцент собрался посетить с женой местный ресторан «У Альберта» (тот, на крыше которого горела огромная вывеска «Е=Мс2»). Чета Лузяниных, выйдя из квартиры, закрыла за собой дверь; Кира шла впереди и успела сделать только три шага по лестнице вниз.
«Индиана» увидел их, когда они стали спускаться. Так они и встретились — двое молодых перспективных ученых и безумец, засунувший себе пистолет в рот. Заметив недоуменные испуганные взгляды, маньяк медленно вытащил ствол изо рта, аккуратно вытер слюну, стекавшую с него, о рукав куртки, и выстрелил несколько раз в Киру…
Она осталась жива. Осталась жить в этом мире благодаря чуду, искусству врачей и любви своего мужа. Она боролась, цеплялась за жизнь два с половиной месяца — и сумела выжить.
Грубый рубец на шее — там, где пуля вырвала кусок мышцы, — она смогла скрыть, отрастив длинные густые волосы. Хромоту тоже было практически не видно — колено заменили искусственным (правда, совсем не обнадежив тем, что срок работы протеза был не более двадцати пяти лет). Но вот две пули, которые вонзились в её яичники и превратили их в кровавую кашу…
Семья Лузяниных была обречена — на бездетность. Кира, конечно, не заостряла на этом внимания — но Лузянин видел, что эта проблема стала неразрешимой, материнские инстинкты раскачивали и без того лабильную нервную систему жены, ставшую после ранения истеричной, плаксивой, легко ранимой, боящейся темноты и лестничных клеток.
И тогда он начал свою работу. Работу, которой он отдал десять лет своей жизни. Сегодня она будет закончена — и у его Киры через девять месяцев будет ребенок. ИХ РЕБЕНОК.