Niro. Сборник рассказов.

— Потом? Вы хотите это узнать? — удивленно спросил он у священника. — На ваших глазах я разрушаю легенду — и вы хотите услышать, что было потом? Да еще при свидетелях?

— Я хочу знать правду, — упрямо повторил Марч. — Ведь я тоже работаю с Сент–Эмом.

— И я, — произнес один из геологов. — Я недавно был в церкви… Я хочу знать.

Остальные поддержали их. Морган выждал несколько секунд, потом согласно кивнул.

— Самым трудным для меня оказалось вытащить тело Дэвидсона туда, куда показал «Святой Матвей» — я своими слабенькими ручками шестилетнего мальчика выволок тяжелого Лайма на дорожку и положил возле мертвого Джереми. Потом Сент–Эм показал мне, где священник хранил свой лучемет, положенный всем в экипаже. Я принес его и вложил в руку отцу Джереми. То оружие, из которого застрелился Дэвидсон, я бросил на дорожку рядом с ним. Все выглядело, как короткая перестрелка, в которой не осталось живых.

Я уже плохо вспоминаю свои ощущения — все–таки прошло столько лет! Но я помню очень четко одну деталь, запавшую мне в душу крепко–накрепко — именно с той самой минуты, когда Сент–Эм остановил сумасшествие Дэвидсона, я перестал видеть в нем Бога. Он был компьютером — причем компьютером, созданным с одной очевидной целью — я думаю, что вы уже догадались, с какой.

Кристофер Марч вертел в руках вилку из приборов, не использованных Морганом на ужине. Мир готов был рухнуть на глазах.

— Но ведь вы… — поднял он глаза на Канта, — вы чего–то не договариваете. Чего–то очень важного.

Морган недоуменно склонил голову набок, вглядываясь в Марча.

— Неужели это так заметно? — спросил он у капеллана. — Я понимаю, что зашел уже слишком далеко в своих откровениях, просто не знаю, что на меня нашло. Видимо, лица этих парней, никогда не видевших отца Джереми, но боготворящих его с ваших слов, натолкнули меня на СВОЮ исповедь. К сожалению, сохранить её в тайне не удастся… — Кант ненадолго задумался. — Ну да ладно, что уж там… Когда все было кончено, Сент–Эм подошел ко мне и остановился совсем рядом — мне казалось, что я могу дотронуться до него, но одновременно я знал, что он бесплотен, и это у меня, шестилетнего ребенка, вызывало непонятную бурю эмоций. Некоторое время он молча стоял и смотрел на меня, потом что–то сделал со своей рукой и погладил меня по голове — я отчетливо почувствовал мягкое прикосновение, немного успокоившее меня.

— Ты славный мальчишка, Морган, — сказал Сент–Эм. — Я буду признателен тебе, если ты никому не расскажешь о том, что произошло. На шее будет рубец, но он быстро заживет — раны от лучемета практически стерильны. А я хочу сделать тебе маленький подарок…

Я слушал его, раскрыв рот. Со мной говорил очень добрый, любящий человек, сквозь которого можно было пройти насквозь — именно человек, ибо Бог не мог поступать так, как поступал сейчас Сент–Эм.

— Ты можешь приходить ко мне в любое время — поговорить, помолчать… Я не буду записывать твои исповеди — никогда… Не бойся — ни одно твое слово не будет использовано против тебя. Но обещай — ты не дашь мне повода пожалеть о моем подарке…

И я обещал ему. Обещал жить так, чтобы никогда у Сент–Эма не возникло подозрений в том, что он зря сделал свой поистине царский подарок.

— А мы? — спросил один из геологов дрожащим голосом. — Как быть таким, как мы — то есть, всем остальным?

Морган встал, поправил скатерть и вышел из–за стола. Капеллан тоже поднялся и вопросительно посмотрел на Канта. Тот выдержал паузу и, в свою очередь, спросил:

— У вас не появилось никаких мыслей после моего рассказа? А ведь все лежит на поверхности, друзья мои. Вспомните, кто сделал Сент–Эма?

— Отец Джереми, — не задумываясь над словами Моргана, ответил Марч.

— Нет, дело не в этом. Его сделал ЧЕЛОВЕК.

Морган медленно пошел к выходу, предоставляя возможность слушателям самим сделать вывод, но самый нетерпеливый из них крикнул в спину:

— Ну и что?

Кант обернулся и попытался определить по выражению глаз, кто же произнес этот вопрос. Потом, поняв, что это невозможно — шесть пар глаз с одинаковой пытливостью смотрели на него — он ответил:

— Он не Бог. А значит, с ним можно договориться…

Хлопнула дверь — Морган ушел. Капеллан Марч нащупал на груди золотое распятие и сжал его — крепко, до боли. «Да святится имя Твое…» — прошептал он несколько слов из молитвы, потом обвел глазами геологов и устало опустился на стул…

The end.

Уровень агрессии

1.