Я попытался увидеть вновь того человека, читающего на диване — безрезультатно. Зато я очень ясно представил (именно «представил» — ибо это уже имело отношение скорее к банальным переживаниям), как где–то далеко играет в песочнице ребенок в красной шапочке. А ведь это мог быть мой не родившийся сын от не вовремя ушедшей жены…
В тот день пуля больше не шевелилась.
4.
Я долго не знал — плакать мне или радоваться. Приобрести необычные способности — кому этого не хочется? Кто не мечтал о том, чтобы владеть телекинезом, читать мысли на расстоянии, левитировать? И это я еще называю одни из самых экзотических и желаемых возможностей. А сколько существует всякого рода мелочей, которыми человек жаждет обладать?
«Я сам из тех, кто спрятался за дверь, кто духом пал и не во что не верит…» Эти строки я не раз примерял на себя после выписки из больницы. Я уже морально был готов провести свою жизнь взаперти, иногда встречаясь с избранными друзьями — лишь бы укрыться со своим недугом от окружающего мира, не афишировать свою боль и свои переживания. Будучи по натуре своей человеком гордым и независимым, я был уверен в том, что чужая жалость вначале будет меня раздражать, но потом все–таки сломает.
Порой, стоя у окна и наблюдая чужую жизнь, текущую по своим законом далеко внизу, я ловил себя на мысли, что отказываться от всего этого достаточно глупо — сколько людей в мире продолжают жить, сидя в инвалидных колясках, потеряв зрение, оставшись без рук и ног. Но я был уверен, что социальной реабилитации можно подвергнуть любого из них — но ни в коем случае не меня.
Я был исключением из правил. Человеком с простреленной головой. Нельзя жить в обществе, подчиняясь календарю магнитных бурь. Меня станут бояться. Меня будут жалеть. И я шагну с балкона…
Следующие два дня были для меня сущим адом. Видимо, Солнце разошлось не на шутку, надеясь уничтожить меня своим излучением. Я провел все это время на диване, не раздеваясь, вытащив из холодильника и поставив рядом с собой в пределах досягаемости несколько бутылок минеральной воды, чтобы растворять свое любимое лекарство — я боялся, однажды очнувшись, понять, что сил двигаться больше нет.
В моменты просветления сознания, когда боль отступала, я пытался философствовать; искал и не находил объяснения тому, что со мной случилось. Каким–то невероятным образом я сумел стереть ссылку на сервере, находящемся от меня очень и очень далеко — не используя для этого ничего, кроме указующего перста, стучащегося изнутри в мою черепную коробку.
Подвести под это какую–нибудь теорию было очень и очень сложно. Я терялся в догадках, но не особенно напрягался, чтобы решить эту задачу. Человек в моем положении легко смиряется с происходящим. Если вы неизлечимо больны — вы перестаете спорить с самим собой, перестаете сопротивляться; но не сразу, не с первого дня. Вы должны к этому приблизиться, шаг за шагом, минута за минутой, переживая боль снова и снова. И если в момент, когда вы уже готовы залезть в петлю, на вас сваливается что–то вроде того, что случилось со мной — вы воспримете это как нечто, пришедшее в вашу жизнь для того, чтобы усложнить её ещё больше. Так поступил и я.
У меня, безусловно, был выход из создавшейся ситуации. Я мог никогда больше не подходить к компьютеру; я мог отказаться от Интернета. А если случившееся со мной носило характер случайности? Как тогда поступить? Способ был один — проверить это, сидя за экраном.
И на вторые сутки борьбы с болью я поднялся с дивана и шаткой от голода походкой подошел к компьютеру. Тогда я не задумался над тем, что будет, если через несколько минут история с Lib.ru повторится на каком–нибудь другом сайте. Смогу ли я пережить еще один подобный приступ? Да еще в том состоянии, в каком находился — с шумящей от слабости головой, с дрожащими руками и ногами?
Я не стал утруждать себя поисками ответов на эти вопросы. Я просто включил компьютер и зашел на Rambler.
Ничего не произошло. Я потыкался мышкой в разные ссылки, просмотрел равнодушным взглядом новости со всего мира; чувство голода победило и подтолкнуло меня к холодильнику. Несколько бутербродов вернули меня к жизни; я вновь опустился в кресло…
И тут же увидел то, что искал. Светящуюся ссылку. «Жертвы Кавказской войны…» Клик.
Ничего особенного. Новости как новости. Еще несколько человек вернулось из плена; стоит порадоваться за людей, вновь обретших свободу… Я разочарованно хмыкнул; не такой реакции ожидал я, открывая «меченую ссылку». А потом я вдруг отчетливо увидел перед собой неприметный грязно–белый «Жигуленок», медленно тащившийся вдоль какого–то московского переулка. Человек, сидящий за рулем автомобиля, внимательно разглядывал шедшего по тротуару мужчину, периодически бросая взгляд на сиденье рядом, где лежали веревка и пистолет. Губы его невнятно шевелились; артикуляция была явно не похожа на русскую.
Во весь экран моего компьютера всплыл из глубин пространства номер «Жигулей». И тут же мой левый висок ожил.