Niro. Сборник рассказов.

Вальтер Прегер сам о себе думал очень много хорошего и совсем чуть–чуть плохого. Он считал, что прожил свои двадцать девять лет практически безгрешно, при этом ему не вспоминалось ни его необычно молодое майорство, добытое в дебрях офицерского корпуса его отцом, ни теплые местечки, которыми время от времени его награждала не судьба, а друзья все того же отца, ни глаза стоящего на пороге смерти югославского террориста, ни бесстрастное в гробу лицо барона фон Герхардта. Его совесть была чиста, как первый снег. Его будущее было более чем заманчиво. Его жена дала ему баронский титул. Сам он ничего не собирался делать — ни для будущего, ни для жены, ни для совести. Еще был жив отец, бояться явно нечего. Впереди славная карьера, Академия Генерального Штаба Миротворческих Сил, заманчивые предложения о командовании в Персидском заливе, Ливане или Панаме.

В принципе он мог спокойно наплевать на весь белый свет и, размахивая генеральским стеком, разгуливать по Парижу, заглядывая в модные салоны. Но он почему–то не хотел бросать армию. Он ждал чего необыкновенного, именно поэтому не пошел простым наемником в «коммандо», а надел на себя голубой мундир ООН, что сразу давало понять — что бы ни делал этот человек, он делает все это во имя мира. Руки были развязаны…

Нельзя сказать, что Прегер был безгранично жестоким человеком — в его родном Бремене на столе отца стояли два аквариума с золотыми рыбками, для которых Вальтер заказывал водоросли и тропический корм прямо из Амазонии, в походах Вальтера сопровождала верная овчарка, которую он очень любил и подолгу занимался с ней на собачьих площадках всего мира. Еще он хотел, чтобы у него был сын, а лучше два — он понимал, что мог бы дать детям многое из того, чему его научил отец.

Но одного не смог выдержать в жизни Вальтер Прегер — испытания властью. Как писал великий Толкиен: «Самое страшное — это видеть Кольцо на пальце Властелина и вспоминать, что когда–то оно было твоим». Пока что Кольцо было у Вальтера, он имел власть над людьми — над отцом, потому что отцовская любовь давала право распоряжаться, и отец выполнял все прихоти сына; над солдатами, потому что приказ — закон для подчиненного; над бароном фон Герхардтом (до его смерти) — потому что тот был слабым гражданским человеком и очень любил свою жизнь; над Анной — потому что она его жена, что теоретически превращало её в глазах Вальтера едва ли не в рабыню.

Никогда бы он не позволил никому отнять у него власть — он вцепился бы в шею того, кто посягнул на эту святыню, но остался бы при своем. Он был маленьким Наполеоном, но не осознавал этого — просто чувствовал металл в своем голосе, тяжелый пистолет у бедра и способность повелевать.

Но в один прекрасный день все пошатнулось, закачалось и грозило рухнуть, как карточный домик. В жизнь Прегера ворвался тот самый Властелин, который способен отобрать Кольцо, и буквально животный ужас сжимал внутренности Вальтера, а туман непонимания и неверия в происходящее окутывал его мысли. Этого не могло быть — и это было.

Прегер сидел, положив подбородок на руки, обнимающие спинку стула, и сжимал и разжимал кулаки, давая выход энергии, которая буквально бурлила в нем и называлась коротко — СТРАХ. На столе перед ним лежал раскрытый конверт без обратного адреса и листок бумаги, который он извлек из этого конверта. На листке большими буквами было написано: «ПОМНИ О ЖЕНЕВСКОИ КОНВЕНЦИИ». Подписи внизу не было, но Вальтер ясно видел, как под этими словами проступают кровавые буквы «ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ»…

Через два дня сержант Саттер свидетельствовал против Вальтера Прегера в офицерском суде ООН в Нью–Йорке. Майор был разжалован и не просто отстранен от исполнения служебных обязанностей — он был самым натуральным образом ВЫШВЫРНУТ из армии. Отец отвернулся от него, дворянская элита не поддержала, для нее он еще, в сущности, был никем. Карьера окончилась.

Злость не находила выхода. Саттер после суда был немедленно спрятан сотрудниками ЦРУ из программы защиты свидетелей столь надежно, что не было смысла приступать к поискам. Но то, что сержант потребовал на суде — признать, что его, Вальтера, поведение тогда, в Югославии, оказало косвенное влияние на трагическую кончину барона фон Герхардта… В принципе, ничего страшного в этом не было, но этого требовал неизвестный, от чьего имени свидетельствовал Саттер. Семь бед — один ответ, Прегер подписал бумагу, подтверждающую это, в обмен на неразглашение его служебной характеристики в тех местах, где он намеревался в будущем обретаться. А когда подписал, цель уже четко выросла в прорези прицела — и имя ей было «СЕРГЕЙ КАМЕНСКИЙ».

ГЛАВА 9.

Она пришла гораздо раньше — чтобы неспешно побродить по аллеям музея под открытым небом, подготовиться к одному из самых важных в её жизни разговоров, вдохнуть воздух старины — от экспонатов просто веяло теплом из прошлого, хотя стояли они посредине большого города конца двадцатого века. Ей хотелось, чтобы под ногами шуршала листва, но был конец июля, и до желтого ковра на асфальте было еще далеко.