Niro. Сборник рассказов.

Анна обходила мелкие лужицы, оставшиеся от вчерашнего ливня — несколько часов назад они были большими, а к шести часам вечера солнце почти расправилось с ними. Солнечные блики время от времени прыгали ей в лицо из этих зеркал на асфальте, она щурилась, будто бы недовольно, но на самом деле ей приятно это было видеть — деревья, каменные цветы, дымку над дорожками от испаряющейся воды, куст пионов, уже давно отцветших, но такой большой, что все равно бросался в глаза… А вот и атлант — не меняющаяся с годами, да что там с годами — с веками! — статуя. Такой, какой её видит сейчас Анна, видели её и греки несколько тысяч лег назад. Молчаливый гигант, терпеливо держащий огромный груз у себя над головой. Анна с улыбкой посмотрела на его руки, удерживающие пустоту. «Будто бы он держит небо», — подумала она; ей понравилось это предположение, было в нем что–то символичное. «А если…!?» Но, пожалуй, самая интересная мысль в жизни Анны была прервана чьими–то шагами, звук которых долетел из–за спины.

Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Сергеем. Тишина воцарилась вокруг, но лишь на мгновенье — на улице загудели машины, запели птицы в небе, а они стояли, молчали и смотрели друг другу в глаза. Потом он взял её за руку.

Анне все было понятно без слов — и состояние Сергея, и его внутренний мир, и свои собственные чувства. Она понимала, что находится замужем («Суров закон, но закон», — подумала она), что вот сейчас он спросит её, а она коротко ответит «Нет» (ведь она еще два года назад любила своего Вальтера, выдуманного ею по фотографии, нельзя так просто отказываться от любви). Он не спрашивал — он боялся этого «Нет» И в то же время сама она страшилась произнести «Да» — не будет ли это слишком поспешным шагом?

Она отвела взгляд, посмотрела на атланта. Тот молча держал свое — и её, и Сергея тоже — небо, и ждал. Ждала Анна. Ждал Каменский. Весь мир замер.

Вновь их глаза встретились. И когда каждый из них был уже готов заговорить, появился еще один персонаж. Раскованно и непринужденно во двор музея со стороны улицы зашел Вальтер Прегер. Он был в штатском; карман брюк оттопыривался револьвером.

— Боже мой… — прошептала Анна. Она его не боялась, это точно. А вот Каменский почему–то ощутил волнение — он понял, что Анна ждала и его тоже — как обязательного участника, что этот ужасный человек не даст им объясниться, помешает… Чему? Что он может?

Прегер понял, чего от него ждут и вынул револьвер. Анна на секунду закрыла глаза, потом посмотрела на Сергея и спросила:

— Что ему нужно?

— Вот это, — тихо произнес Каменский и достал из нагрудного кармана сложенный пополам лист бумаги. Прегер не удивился появлению на свет этого листка — он прекрасно знал, где его искать. Анна взяла протянутый ей документ и прочитала:

— «Я, Вальтер Прегер, барон фон Герхардт, объявляю себя косвенно виновным в смерти барона Герберта фон Герхардта и в нечестном присвоении себе баронского титула. Подписано в офицерском суде ООН Вальтером Прегером лично…»

Каменский кивнул. В ответ на вопросительный взгляд Анны он покачал головой:

— И не спрашивай меня, как я сделал это. На такое дело не жалко ни времени, ни денег — а того и другого ушло довольно много, но могло выйти еще больше, если бы на свете не было таких честных людей, как сержант Саттер…

Прегер, продолжая улыбаться, поднял перед собой револьвер и выстрелил в Каменского.

Как он не попал — он, великолепный стрелок, уложивший на пыльной сербской дороге пятерых за восемь секунд — это осталось за пределами понимания. Пуля, взвизгнув у самой брови Сергея, впилась в грудь атланта. Над двориком музея с порывом ветра пролетел человеческий стон, утонувший в эхе выстрела. Прегер досадливо покачал головой и прицелился во второй раз. Точка на лбу Каменского была ясно определена Вальтером еще пять дней назад в офицерском суде, экс–майор видел её четко и совместил с мушкой. Когда это произошло. Палец нажал на спусковой крючок…

За долю секунды до этого Анна шагнула вперед, заслонив собой Сергея и вытянув перед собой руку — в жесте, отводящем беду. Пуля пробила её ладонь, словно лист бумаги, вонзилась тупым, расплющенным о пястные кости концом в лицо и швырнула на грудь Сергею.

Больше Вальтер выстрелить не смог — расширенными от ужаса глазами он смотрел на дело своих рук и… О чем он думал тогда?

Суд признал Прегера невменяемым. Горе Натальи Сергеевны было безутешным, и во время похорон она рухнула, как подкошенная, на сырую глину у могилы — и умерла. Каменский был в шоке.

И только через несколько месяцев, когда Сергей, уехав в небольшой приморский городок работать врачом маленького дома отдыха и немного — лишь самую малость! — отойдя душой от непоправимой утраты, осознал — она так и не сказала ему Да

Вальтер Прегер одним выстрелом вычеркнул из жизни семью Герхардтов. И Каменского. Жестокость победила и сошла с ума…