Niro. Сборник рассказов.

Игорь гладит оружие, Азир кусает губы — незаметно, чтобы не вызвать неудовольствие противника. Любой незапланированный жест, любое движение, звук, взгляд — все может спровоцировать выстрел. Игорь сквозь прищуренные глаза, в очередной раз прикрытые от зудящей боли в руках, рассматривает Азира. Давно он хотел сделать это именно так, как сейчас — чтобы в ответ не свистнула плеть и не щелкнул взведенный курок…

Время движется еле–еле, как кисель. Тишина в комнате нарушается редким покашливанием Азира, дышащего все хуже и хуже (не зная, что внутри у него тоненькой струйкой льется кровь из отбитого бронха — кровь, которая раздражает его легкие, заставляя кашлять). Каждое поперхивание Азир сопровождает испуганным взглядом, который он бросает на Игоря, ожидая если не выстрела, то еще одного удара. Но Игорь ничего не предпринимает. Он молча смотрит на Азира, иногда искривляя рот в усмешке.

Пару раз он вставал в туалет — Азир даже не пытался ничего предпринять в эти минуты. Он оставался в той же позе, в какой его оставлял Игорь, прислоняя автомат к стене рядом с креслом. Только взгляд его с трудом отрывался от автомата, когда тот снова оказывался в руках хозяина.

Игорь уже два раза перехватывал этот взгляд — и в очередной раз громко щелкает предохранителем, переведя его в положение «Автоматический огонь». Громкий щелчок заставляет Азира вздрогнуть на стуле; ножки, и без того державшиеся на честном слове, подкашиваются, одна из них трещит, и Азир падает с покосившегося стула на пол.

Рука, намертво зажатая наручником, еле слышно хрустит, волна боли пронзает его. Азир, нелепо вывернув кисть, повисает на железной цепи рядом с упавшим стулом. Сознание готово покинуть его — столь сильна и всеобъемлюща боль, столь велико страдание. И вот чернота накатывает на его глаза, свет меркнет, и даже сломанная рука уже не будоражит мозг, не в силах удержать на плаву…

Игорь закрывает глаза тоже. Рот искривляется — но не в усмешке. Скорее, это презрительная гримаса. В свое время в подобной ситуации он сам был на высоте.

Вытянув ноги, он закатывает правую штанину. Ноги нет. Есть только титановая трубка, не толще трех пальцев, сложенных вместе. Она уходит в ботинок, исчезая под шнуровкой. Выше, у колена, которого нет — кожаный упор для культи. Несколько ремней, подтянутых к паху. Качающийся шарнир, неплохо изображающий коленный сустав — но уже не потанцуешь, не присядешь на корточки так, чтобы все поверили, что твоя нога с тобой, а не осталась…

— Сука, — без эмоций говорит Игорь. Трубка протеза, отполированная брюками, блестит, бросая на потолок блики с неясными контурами. Он опускает штанину назад и смотрит на Азира. Тот лежит неподвижно, рука вытянута вверх, по предплечью течет кровь, исчезая под рукавом. Видно, что, несмотря на отсутствие сознания, тело Азира помнит об ударе приклада — грудная клетка периодически судорожно вздымается для глубокого вдоха, и тут же с губ срывается стон, жалобный, протяжный, почти детский.

Игорь машинально поправляет ремни на поясе (от этого протез движется, создавая впечатление, что нога шевелится сама по себе). Потом закидывает ногу на ногу, прислоняет автомат к стене и закрывает глаза.

И как только его дыхание выравнивается и он перестает реагировать на стоны Азира — тот медленно открывает глаза и пристально всматривается в лицо Игоря. Потом медленно закрывает их, начинает дышать так, как его учили — и боль отступает. Грудь снова становится прежней — без горящего жгучим пламенем сломанного ребра и кровоточащего сосуда в бронхе. А потом он начинает молиться.

Губы неподвижны. Так и должно быть — ведь Игорь в любую минуту может проснуться. Ему неважно, что он не стоит на коврике лицом на восток, что сейчас не полдень, что не слышно призывов к молитве. Пусть он со сломанной рукой, разорванными сухожилиями и без сил валяется на полу в квартире неверного — Аллах услышит его из любого уголка Земли.

Перед глазами, отпечатываясь на закрытых веках, приносятся сумбурные образы его жизни — детство, юность, горы, Аза (их дразнили в школе очень долго — почему–то Аза и Азир звучало смешно), мать с отцом, двое братьев… Потом две их могилы. Мать и отец пережили своих сыновей.

Игорь вздрагивает во сне. Азир, который знает, что ничем не выдает себя, замирает так, что его нетрудно принять за мертвого. Стон срывается с губ сержанта, пальцы пытаются найти автомат, прислоненный к стене, но потом руки расслабляются, голова перекатывается из стороны в сторону пару раз, слышится слово «Мама…» — Игорь снова проваливается в глубокий сон.

Его рассудок находится на той тонкой грани, что разделяет безумство и ясность мысли. Пять лет назад его жизнь изменилась — изменился и он сам. Назад дороги уже нет.