Игорь тоже не хотел в плен. Он был готов пустить себе пулю в висок — но удар куда–то в живот заставил забыть об этом. Боль пронзила его насквозь, он сложился пополам. Управление пришлось бросить, но о том, чтобы отстегнуть парашют, пришлось забыть. Руки намертво обхватили простреленный живот, убрать их не было никакой возможности. Какие–то мощные инстинкты овладели Игорем в те секунды, что он неуправляемо падал в лес; мохнатые лапы деревьев приняли его в свои объятия, он запутался в стропах, но не повис, а прилег на огромные лиственные ветви лицом вверх. Чистое ночное небо, унесшее жизни девятерых его друзей, светило ему в глаза лунным светом. Теплая кровь заставляла пальцы слипаться; сознание отказывалось принять случившееся.
Он лежал на ветвях, тихо покачивающихся от ветра, видел лицо своей матери и никак не мог понять, как все так могло случиться. Потом внизу тявкнула собака, заставив его оглядеться. Спустя несколько минут он понял, что кто–то лезет наверх, к нему.
И тогда он начал искать на поясе пистолет.
— Эй, парень, не шали, — услышал он бодрый русский голос. — Свои…
И он, конечно же, поверил. Азиру верили все — и до него, и после. Чистый русский говор — такого просто не могло оказаться у жителей гор. Игорь перестал искать оружие и терпеливо ждал, когда же до него доберутся. Потом он потерял сознание…
«— …Документов нет… На фляжке написано «Игорь»… Да уберите вы собаку!..»
…Игорь открывает глаза. Азир по–прежнему лежит на полу. Кровь прекратила течь. Кисть безвольно висит, перегибаясь через кольцо наручников. Даже неопытный человек заметил бы, что предплечье несколько деформировано — кость сломана, судя по всему, прилично.
— Ну–ну, — цедит сквозь зубы Игорь. — Это интересно — сломанная рука.
Он встает — тихо, аккуратно, не желая, чтобы Азир очнулся. Слышен тихий скрип ремней протеза. Игорь на секунду замирает, прислушивается, после чего медленно идет к двери в другую комнату и исчезает в ней. Оттуда доносятся какие–то не понятные тихие звуки — похоже, там, что–то двигают, что–то не очень тяжелое, но довольно неудобное.
Азир открывает глаза. Он знает, что Игорь не видит его. Все это время он смотрел за ним сквозь частокол ресниц, борясь со слезами, так и ждущими момента показаться из уголков глаз от напряжения. Игорь был невнимателен к нему — а может, сам Азир был достаточно опытен в подобных вопросах, но факт остается фактом. Азир более готов к проблемам, чем это кажется Игорю.
Тем временем в соседней комнате происходит непонятное. Шум несколько усиливается — что–то приближается к двери. Азир понимает, что должен снова закрыть глаза, но не может — он не может оторвать глаз от двери, из которой должно показать нечто, что может оказать влияние на его жизнь. А то, что Игорь будет говорить с ним именно о жизни — вне всякого сомнения. Слишком велики обиды…
«— … У тебя есть мать, братья, сестры? Кому твоя смерть небезразлична? Не говори мне, что таких людей нет. Так не бывает. Даже у самого последнего бездомного бродяги всегда есть хоть кто–то, кто проронит слезу, если узнает о том, что его не стало… А каково будет им знать о том, что ты жив? Что ты здесь, в плену? Не каждого освобождают. Не каждый нужен там — поэтому возвращаются не все. А как будешь жить ты, если узнаешь, что твоя мать верит в то, что ты мертв? Если увидишь на видео свои собственные похороны: пустой цинковый гроб на плечах у школьных друзей, рыдающая мать, венок от части, грамота от командира… Я думаю, что именно так мы и сделаем. Ты думаешь, что ты — сильный. Что ты сможешь жить с этим. Салим, докажи ему, что он ошибается…»
Шум прекращается. Возникает гнетущая пауза, которая выводит Азира из себя. Ему просто необходимо видеть, что там происходит. Он немного приподнимается на здоровой руке, вытягивает шею, но видит только какие–то непонятные тени, бродящие по стенам в другой комнате. Одна из теней больше других и принадлежит Игорю. Все остальное — непонятно.
Игорь появляется в дверном проеме, кидает взгляд на автомат, потом на лежащего Азира. Тот не успевает закрыть глаза. Игорь видит, что Азир пришел в сознание — и это почему–то радует его.
— Ну, привет, сволочь, — добродушно кивает он иракцу. — Как рука — не болит?
Азир молчит. Говорить с тем, кто захватил тебя, не хотелось.
Игорь проходит дальше, садится в кресло и поднимает автомат.
— Это, — говорит он, поглаживая приклад, — для тебя, Азир, машина времени. С её помощью тебе удастся вернуться на пять лет назад. — Глаза Игоря оживают, гнев куда–то испаряется. — А при моем участии, я думаю, тебе удастся там остаться…
Азир понимает, что за всем этим скрывается какой–то подвох; что–то, что навлечет на него большие проблемы. Хотя что может быть хуже смерти…