Нить

Я в который раз убедилась, что север многогранен и прекрасен. Не той лощеной и вызывающей красотой, которой ослепляли города. Природа вокруг меня была искренней. Суровой, угрюмой, неласковой, но прекрасной в своей сдержанности. Мы брели по равнине, покрытой странными, похожими на кисточки травами.

Ветер покачивал их, клонил к земле, рождая причудливые волны, словно на море. Солнце ослепляло и жгло глаза, а морозный воздух безжалостно вгрызался в щеки и уши. Я только плотнее завернулась в шарф, предложенный Нордвудом, и дала себе обещание завтра же наведаться в ближайшую лавку готовой одежды. Здесь же продают одежду?

— А что там? — я ткнула пальцем туда, где над горизонтом поднимались облачка то ли дыма, то ли пара.

— Гейзеры, — отозвался Нордвуд, — они далеко, туда лучше ехать верхом.

Шериф спокойно шагал по равнине в расстегнутом плаще и замерзшим не выглядел. Да и детишки носились вокруг без шапок и шарфов, румяные и довольные. От того то я вечно и попадаю впросак с одеждой, равняясь на жителей Лингро, а у них, похоже, свои отношения к холоду.

Сахарок был просто счастлив. Он был в центре внимания, его тикали и чесали за ушком, с ним сюсюкали и носили его на руках. Моя свинья была свински счастлива, как и детишки, которым она досталась.

— Тогда мне не судьба их увидеть, — грустно вздохнула я, — верховая езда явно не мой конек.

— Для врача, приехавшего в такую глушь, это серьезный недостаток, — беззлобно отозвался шериф, — тут на своих двоих далеко не ускачешь. А за пределами Лингро живут фермеры.

Я пожала плечами. Логичный совет. Понятный. Осталось только найти того, кто будет привязывать меня к седлу и отвязывать от него по прибытии на вызов. Делов- то!

— Буду учиться, — беззаботно заявила я.

А у самой душа уходила в пятки от мысли, что придется трястись верхом на лошади, рискуя переломать себя в нескольких местах. Но, шериф был прав, тут без этого навыка никак нельзя.

— Научитесь, — протянул Нордвуд, — женщины много добились…

И пнул попавшийся под ноги камешек. Мне неприятно резанул слух его тон. Он не насмехался, нет. Он был дружелюбен. Но в его интонации сквозило раздражение, сродни тому, которое я расслышала в первый день знакомства в фразе «вы точно доктор?».

— Им еще предстоит добиться многого, — не удержалась я от ехидства, — путь начат, но не пройден.

Норвуд даже споткнулся, услышав мой короткий манифест. Я понимала, что мои взгляды и стремления не понятны большинству мужчин и многим женщинам. Таких, как я, считали и считают скучающими дурочками, которым просто нечем занять свои вечера. Я привыкла к косым взглядам и насмешкам. А Нордвуд? Он просто такой же, как и другие.

— И где же конец этого священного похода? — криво усмехнувшись, спросил шериф.

В его зеленых глазах читалась насмешка, он смотрел на меня как на глупую девочку, ведущую беседы о единорогах и радуге. О вещах, о которых я не смыслю. О жизни, где мне уготована лишь роль вещи.

— В полном и безоговорочном равноправии, — пожала я плечами и улыбнулась, — это справедливо.

Нордвуд скривился. Я видела, как в нем борется желание съязвить и здравый смысл. Стало даже интересно, что победит в этом человеке, похожем на дикого зверя. Мальчик? Или мужчина…

— Так важно управлять паровозами? — спросили у меня с плохо скрываемой насмешкой.

А чего я ждала? В больших городах еще пять лет назад женщин сажали за демонстрации. Запирали в сумасшедших домах. Объявляли истеричками.

— Дело не в паровозах, мистер Нордвуд, — вздохнула я, — а в праве выбора…

«Но вам этого не понять»:- пронеслось в мыслях. А как тому, кому с детства был открыт этот мир, понять того, кто на жизнь смотрел из окна тесной камеры? Мужчины вольны были получать образование, путешествовать… выбирать себе пару для брака. Уделом женщины было молча принимать свою участь и быть благодарной за опеку и защиту. Если повезет…

— Вон оно! Вон! — завизжала Мэри.

И, завернув сложный вираж, девчушка помчалась к нам. Дети рассредоточились по пространству вокруг, прыгали через высокие травы и гонялись за Сахарком. Теперь они все замерли у невысоких холмов. А за ними скрывалось озеро.

— Сасквочи называют его Ледяное Око, — охотно пояснил шериф.

Он выглядел растерянным. Словно сказанные в запале слова теперь он сам считал глупостью. И это поразило меня сильнее открывшихся вокруг красот.

Озеро и вправду походило на огромный синий глаз, глядящий в небеса, оно было идеальной круглой формы и, не смотря на относительно теплую погоду, уже начало покрываться льдом.

— Там бьют холодные источники и круглый год вода холодная, а после наступления заморозков тут же покрывается льдами, — затараторила подбежавшая Мэри.

Сахарок покорно повис в ее руках, «сраженный» безграничной детской любовью и для верности, решивший прикинуться трупом. Все же дети способны кого угодно «залюбить» до полусмерти.