Нити

Уютно укрытая снегом, церквушка оказалась действующей. Внутренний двор прибран, из пристроек вился дымок, в окнах мерцал свет. Илье сделалось странно, охватило чувство невесомости. Вдавило виски, уши заложило. Здесь сила Nomada слабела — огромное количество связей, исходивших отсюда, и стократ усиленных энергией веры, еще держали память города. Поблекшие, но устойчивые, эти нити колыхались дымком над каждой могилой. Поднимаясь кверху, они образовывали что-то вроде ореола. Илья вернулся в реальность. Остальные тоже в неподвижности рассматривали церковь.

— Чего встали? — взвился 991. — Работаем!

Он вынул из рюкзака красный баллон, подошел к стене церкви и нанес знак Восхождения. Второе крыло знака дорисовать не удалось — закончилась краска. 991 вынул из рюкзака другой, встряхнул и только поднес к стене, как раздался глубокий голос:

— Что вам нужно?

В дверях храма стоял священник.

— Отвали, — бросил 991 и дорисовал знак.

— Здесь храм божий, и не место для таких вещей. Уходите, — священник говорил хоть и тихо, но твердо.

— Сейчас свечку поставлю, и уйдем, — пообещал 991 и двинулся к входу.

— Сюда вам хода нет, — возразил священник, загородив дверь.

— Как же так, отец? Я православный христианин, я не могу свечку в церкви, что ли, поставить?

На этот раз священник помедлил.

— Можешь, но заходи сюда со смирением в душе. Свечи можно купить в лавке сбоку. А краску вы должны стереть. Не подобает рисовать языческие символы на священном храме божием.

— Неужели? — сказал 991. — Свеча у меня с собой, а краску никто не сотрет. Потому что так говорит Восхождение.

Он вынул из-за пазухи тонкую церковную свечку — она была надломана.

— Узнаешь?

— Я вас не пущу.

— Что ж ты за христианин такой, если отказываешь людям? Я может причаститься хотел или еще что сделать. Как-то неправильно. Этому разве учат в Священном писании?

— Прекрати богохульствовать!

991 зло рассмеялся. Они вошли в храм, грубо оттолкнув батюшку. Илья подошел к самому порогу, но нога не поднялась пройти дальше — словно он был измазан с ног до головы грязью, а хочет зайти в чистое помещение. Развернувшись, он быстро пошел прочь, мимо крестов и изгородей. У самого выхода оглянулся: священник смотрел ему вслед. Свет горел в окнах так, словно внутри бушевало пламя. Церковь как бы парила над землей.

Он отвернулся и пошел мимо надгробий, вглядываясь в лица на табличках. Покойники сильно помолодели. Это напоминало жилой массив, перенесенный под землю. Целый город мертвых, а могила — как отдельный дом. И кресты, сотни крестов, деревянных и металлических, из камня, и даже бетона, они убегали в перспективу, теряясь за кронами деревьев.

Интересно, подумалось ему. Крест — перекрестье. Место, где пересекаются две прямые. Как две связи. А может, не пересекаются, — сходятся. И тогда не две, а четыре.

Илья взглянул на часы. Два.

Выйдя с кладбища, он направился к остановке. Рядом расположился автосервис. Двое парней меняли колесо на представительном автомобиле серебристого цвета. На одном крыле красовалась вмятина. Хозяин, высокий пузатый мужик в куртке нараспашку, болтал по мобильнику. Илья прошел мимо, встал неподалеку.

Автовладелец изливал душу в пластик:

-..представляешь? А я ему — ты че, вообще, куда прешь? И знаешь, что он мне отвечает? Говорит: вы правила сами нарушили. Поворотник не включили. Козлина! Ну я его за шкирняк хватаю, думаю, щас немного научу вежливости, шлем этот мотоциклетный ему на задницу натяну, и тут знаешь что происходит? Ко мне человек десять подходят с разных концов улицы. Левые какие-то типы, двое прямо из машин повылезали. Старуха, баба с дитем, и прямо меня прижимают к капоту, прикинь? Ну, я на них, тебя вот набрал, давай орать, а они монотонно так, прям как зомби, мать их, бубнят: отвали от него, отвали от него. И руки тянут, дергают за куртку! Пипец! Я аж кирпичей отложил пару штук! Блин, серьезно, Игорек, вот тебе смешно, но я бы на твою рожу посмотрел, оказался бы ты на моем месте. Я тогда понял: разорвут на части. Орать стал, но остальным-то похер, ну, как всегда. Смотрят только, гады, на мобильник все снимают.

Мужчина сплюнул, глянул в сторону Ильи. Тот отвернулся. Мужчина отошел в сторону и его монолог потонул в шуме шоссе. Подошел автобус — грязный, окутанный выхлопными газами короб на колесах, под завязку набитый серыми лицами, словно плавающими в рассоле. Илья залез внутрь. Народ пихался и толкался. Пахло прокисшим потом, усталостью и отчаянием. С натужным кряхтением автобус поехал в горку. Илья заплатил за проезд, протиснулся в центр салона и закрыл глаза, постаравшись отключиться от реальности.

Спустя три остановки салон опустел наполовину. Автозавод. Илья занял место у окна. На пассажиров смотреть не хотелось. Ехать до следующего пункта назначения было с полчаса. Он, конечно, мог бы поймать маршрутку и долететь минут за десять, но в старом транспорте ему думалось как-то лучше. Благо, Nomad не подавал признаков жизни — лишь колыхалась пунцовая нить, пуповиной связывающая их.