Нити

В ярко-желтой пляске огней люди уничтожалось прошлое. С радостными криками люди бросали в огонь не только фотоальбомы, но и старые вещи — пластинки, элементы утвари, какие-то тетради, одежду, картины. Затем в огонь полетели игрушки — куклы и плюшевые медведи. За ними — россыпи машинок, солдатиков, новогодних украшений. Плакаты, детские рисунки, статуэтки. Илья смотрел на все это, пригвожденный к земле, не в силах сдвинуться с места и гнал от себя самые поганые мысли. Но его догадки оправдались: по цепочке люди Восхождения передавали от подъехавших машин тяжелые картонные коробки, тут же бросали их на землю, разрывали и вытаскивали трепещущие тела со страницами, которые шелестели на ветру, словно перебитые крылья.

И в огонь полетела первая книга.

Вторая.

А за ней — третья. И вот уже по всей площади ошалевшие от возбуждения люди Восхождения бросали в огонь старые и новые, большие и маленькие, толстые и тонкие — книги. Возможно, раньше эти тома собирались годами, чтобы составить основу семейной библиотеки, покупались в кредит, возможно, за книжками охотились, выискивали особенно ценные экземпляры, но сейчас все они умирали в огне, который хищно пожирал бумагу и отражался в сотне пар глаз, которые зачарованно следили за его пляской.

— Нет — прошлому! — скандировали люди. — Да — будущему!

И нежная бумага чернела, скорчивалась, рассыпалась в прах, а вместе с ней — буквы, сложенные в слова, и слова, составленные в предложения, стройные бастионы абзацев и диалогов, все это погибало в огне, безвозвратно.

Нет прошлому!

И огонь пожирал книги Чехова, Диккенса, Бальзака.

Да будущему!

И пламя лакомилось изданиями Достоевского, Уэллса, Хемингуэя.

Нет одиночеству!

Цепочка людей медленно шла в хороводе вокруг пылающих костров.

Да Восхождению!

Каждый бросал в костер по книге, блокноту, тетради, каждый отдавал голодному рыжему зверю в жертву часть себя, откалывал по кусочку и уничтожал с радостным смехом. Из костра вырвалась фотокарточка, встрепенулась и опустилась на асфальт. Илья увидел, что на ней снят ребенок в детской коляске. Треть карточки съел огонь, огонь продолжал лениво обгладывать почерневший край, и Илья наступил на фотографию, чтобы затушить ее.

Едкий черный дым возносился в ночное небо и окрашивал его чернильную черноту светло-серыми полосами, в которых мелькали светлячки искр. Толпа продолжала скандировать речевки. Черные в багровых отсветах, силуэты сливались друг с другом, и только значок Восхождения, нанесенный фосфорной краской, четко виднелся на спине и плече каждого. А над всем этим парил огромный экран, который транслировал мистерию в отдаленные концы площади и передавал картинку по телеканалам.

Илья вглядывался в лица митингующих, но как ни старался, не смог увидеть ничего, кроме марлевых повязок и головных уборов. Он не видел людей. Он видел связи, протянутые к одному источнику, и темную энергию, выкачиваемую из их душ, которые прятались в шевелящейся массе из ног, рук и голов.

Топка, и угли в ней.

Подняв с земли фотокарточку, Илья стал отступать назад, к стене дома. Оргия подходила к концу. На экране возникла надпись, и все повернули головы к небу.

— Братья! Фейерверк!

И под многотысячный рев толпы в небо взметнулся первый снаряд. Неуверенно пробрался к самому верху, громко хлопнул и расцвел ярким цветком. За ним последовали остальные, наполняя ночное небо россыпью огней, которые отражались в глазах смотрящих вверх.

Илья медленно шел вдоль стены, пока не наткнулся на двух сцепившихся в противоборстве, мужчину и женщину.

— Отдай! — шипела женщина, безуспешно стараясь вырвать что-то из рук мужчины.

— Нет, — сдавленно крикнул он. — Нет! Я передумал.

— Не глупи! Нужны деньги! — наконец она извернулась и ухитрилась выхватить то, что так оберегал мужчина. Тоже книга. Она хищно дернула книгу за один край и та треснула ровно посередине.

— Что ты творишь! — рявкнул мужчина. — Это же подарок!

Женщина секунду смотрела на него, по совиному вытаращив глаза, потом поспешила к кострам. Мужчина остался стоять со второй половиной книги. Выглядел он жалко: сгорбленный, истаявший. Искалеченные страницы слабо отбивались от ветра. И когда Илья крался позади него к спасительному переулку, до него донеслись приглушенные слова:

— Пощады нет… пощады нет…

Илья почти бежал по переулку. Уши у него горели, несмотря на морозец, прихвативший город к ночи. Кто-то с визгом шарахнулся от него. Залаял пес. Илья миновал много перекрестков, не разбирая дороги, пока кривая не вывела его к нарядным улицам торговых кварталов, где было много кафе, ресторанов и дискотек. Залетев в первый же попавшийся кабак, он обшарил взглядом помещение в поисках черных, не нашел их, облегченно выдохнул, поспешил купить себе полграфина водки, картошки, черного хлеба и забился в угол, чтобы забыться там в пьяном беспамятстве, и уснуть прямо на столе, не помня и ненавидя себя и весь этот мир.

Прежде чем он окончательно утратил чувство реальности, в ушах звенел голос из-за соседнего столика, который горько говорил:

— Когда кричат о мире, это всегда кончается войной.

24