Нити

Илья продрал глаза, когда вагон умывался и одевался, напоминая коммуналку на колесах. Плавали запахи: растворимые супы, пюре, выпечка, рыба и что-то еще, рыночно-буфетное. Ныл ребенок. Женщины в «трениках» мотались по проходу. В туалет вытянулась внушительная очередь с полотенцами наперевес. Добравшись до туалета, он выплюнул в раковину отвратительные комки желтоватой густой мокроты вперемежку с кровавыми сгустками. Плохой знак.

Илья вернулся обратно. Посмотрел на место попутчика. Никакого Ефима сверху не оказалось.

— Послушайте, — спросил Илья у проходящей мимо проводницы, — а где верхний пассажир?

— Сошел, — процедила та. — Чаю будете?

Илья покачал головой. Куда точно мужик направлялся, он, растяпа, и не спросил. И телефонами не обменялись. Взгляд его упал на сверток, валявшийся в углу сиденья. Офисная белая бумага, с написанным на ней адресом и какими-то словами. Рука сама потянулась к бумаге. Рассудок отбрыкивался как-то вяло, нехотя. Сверток был небольшой, на ощупь там находилось что-то плотное, продолговатое. Илья прочел: «Будь другом, завези! Спасибо».

Илья опять задумался над целью своей поездки, и вообще, над сложившимся положением: сидит в вагоне поезда, который следует в Москву, где его ожидает полнейшая неизвестность. А все почему? Потому что его привел на вокзал черный пес с оборванным ухом. Скажешь кому — покрутят пальцем у виска.

— На черта я вообще поехал? — пробормотал он.

— А? — переспросила бабка с соседней секции.

— Не вам, — заорал Илья, улыбаясь.

— На, — сердобольная бабушка протянула ему пирожок. — Кушай. А то вишь, худенькай какой.

Пришлось принять.

— Спасибо, — проорал он ей в ухо и, немного подумав, принялся за еду. Выпечка оказалось вполне съедобной. После пирога живот требовательно заурчал, и Илье пришлось выскребать по карманам мелочь на шоколадку.

Потом было утро, спеленатое облачной дымкой.

Пассажиры бойко собирали свои пожитки, скатывали матрацы, сдавали комплекты белья. Илье собирать было нечего. Все что он сделал — сунул в ботинки ноги в дырявых носках. Замелькали полустанки, шлагбаумы и пригород, с характерной для Подмосковья раскраской тротуаров и остановок. Солнышко выглянуло из-за туч, и Илья пригрелся у окошка, жмурясь, как кот.

Утро плавно превратилось в день.

А потом поезд выплюнул его на противень Казанского вокзала, предоставив самому себе, как и тысячи других людей, по разным причинам приехавших в столицу.

Уворачиваясь от носильщиков и барыг, Илья шел по перрону к выходу. В Москве он был два раза, и оба по делу. Первый, когда действительно ездил в командировку, будучи менеджером в фирме. Во второй раз — в погоне за ускользающей некогда любовью, которую он, дурак, надеялся вернуть обратно. Этих визитов оказалось достаточно, чтобы уметь ориентироваться по городу без карты. Сверток надлежало доставить на северо-восток, на Дмитровское шоссе, и Илья вместе с плотным людским потоком нырнул в подземный переход, чтобы спуститься на станцию метро.

Спускаясь по ступенькам, а потом по эскалатору, вдыхая знакомые душные запахи подземки и наблюдая тысячи незнакомых лиц, Илья не переставал думать о цели своего визита сюда. Денег, спрятанных в паспорт, хватало на обратный билет и на пару дней житья, но что дальше? Еще день назад он и в мыслях не предполагал, что попадет сюда, окукленный болезнью и страхом перед неведомым Nomad’ом, который словно накрыл колпаком его город.

Сойдя с движущейся лестницы, он вышел на платформу и случайно бросил взгляд на стеклянный биллборд. Там призраком отражалось чужое лицо, не изменившееся с тех пор, как они познакомились в ванной комнате безликой квартиры.

Чужое лицо. Он оторопело замер напротив биллборда.

Как он не догадался сразу!

Илья вынул паспорт и открыл страницу с пропиской. Догадка оказалась верной. В главном документе Влада Князева значился московский адрес. Значит, настоящий Зеро приехал из столицы специально.

Сомнения пропали разом. Картинка стала более четкой. Подошел поезд. Илья шагнул в вагон, взялся за поручень и закрыл глаза.

Рывок — и он поднимается наверх.

Еще рывок — идет по тротуару, наблюдая громадные потоки машин и людей, движущиеся в обе стороны шоссе. Мощная транспортная артерия работала исправно. Илья сверился с адресом на свертке и решил не спешить.

Раньше по наивности жизнь в столице казалась ему хорошей — потому что она ведь в столице, а значит, здесь человеку положено быть если не счастливым, то хотя бы довольным своей жизнью. Пусть суета, работа, заботы, но с удовлетворением. И только потом пришло понимание, что обитатели Москвы ничем не лучше жителей самого задрипанного медвежьего угла страны. Илья шел по широкому тротуару и видел стандартный уличный набор прохожих: работяги, пенсионеры, граждане средних лет, школьники-студенты, бомжи и цыгане, бродяги. С знакомыми выражениями на лицах: озабоченность, сосредоточенность, тупое равнодушие, злобное веселье, усталость и грусть…

Люди одинаковы везде.