Ницше и философия

Но за этими типологическими ремарками мы рискуем упустить суть. Не в том смысле, что типология несущественна, а в том, что хороша лишь та типология, которая учитывает следующий принцип: высшую степень, или самое близкое сродство сил. («Во всякой вещи важны лишь высшие степени».) У религии столько же смыслов, сколько существует сил, способных ею завладеть. Но и сама религия – это сила, которая находится в большем или меньшем сродстве с силами, ею завладевающими, или с теми, которыми завладевает она сама. Пока религия находится во власти сил иной природы, она не достигает своей высшей и единственно важной степени, того уровня, на котором она перестанет быть только средством. Напротив, когда она побеждена силами одной с ней природы или же когда, возрастая, она овладевает этими силами и сбрасывает иго тех сил, что господствовали над ней в период ее детства, тогда она открывает собственную сущность и обретает высшую степень своего развития. Однако всякий раз, когда Ницше говорит нам об активной религии, религии сильных, религии без ресентимента и нечистой совести, речь идет о состоянии, когда религия как раз оказывается покоренной силами совершенно иной природы, нежели ее собственная, и не может снять с себя маску: религия как «метод отбора и воспитания в руках философов» [441]. Даже для Христа религия как верование и вера остается силой, всецело подчиненной той практике, которая одна дает «ощущение собственной бoжecтвeннocти» [442]. Напротив, когда религии случается «действовать суверенно и самодержавно», когда другим силам приходится заимствовать у нее маску, чтобы выжить, ей неизменно платят «тяжкую и ужасную цену» – в тот момент, когда религия обретает собственную сущность. Вот почему, согласно Ницше, религия, с одной стороны, и нечистая совесть, ресентимент – с другой, сущностно связаны. Рассмотренные в их изначальном состоянии, ресентимент и нечистая совесть представляют реактивные силы, овладевающие отдельными элементами религии, чтобы освободить их от ига, под которым их держали активные силы. В естественном для них состоянии ресентимент и нечистая совесть представляют реактивные силы, покоряемые и развиваемые самой религией, которая добивается нового суверенитета. Ресентимент и нечистая совесть – вот высшие степени религии как таковой. Изобретатель христианства не Христос, а апостол Павел, человек нечистой совести, человек ресентимента. (Вопрос «Кто?» в применении к христианству [443].)

Религия – не только сила. Реактивным силам не удалось бы одержать победу, доводя религию до высшей степени ее развития, если бы религия, со своей стороны, не вдохновлялась волей, которая и ведет их к триумфу. На третьем этапе Ницше размышляет об аскетическом идеале, обособленном от ресентимента и нечистой совести. Но аскетический идеал был представлен и с самого начала. Аскетический идеал в первом смысле означает комплекс «ресентимент – нечистая совесть»: он скрещивает первый со второй, усиливая этим обоих. Во-вторых, он выражает совокупность средств, при помощи которых болезнь ресентимента и муки нечистой совести обретают жизнеспособность, более того, организуются и распространяются; аскетический священник – одновременно и садовник, и скотовод, и пастух, и врач. Наконец, и в этом его глубочайший смысл, аскетический идеал выражает волю, обеспечивающую триумф реактивных сил. «Аскетический идеал выражает некую волю» [444]. Мы вновь сталкиваемся с идеей фундаментального сообщничества (не тождества, но сообщничества) между реактивными силами и определенной формой воли к власти [445]. Реактивные силы никогда не победили бы без воли, развертывающей проекции и организующей необходимые фикции. Фикция потустороннего мира в аскетическом идеале – вот чем сопровождаются проявления ресентимента и нечистой совести, вот что позволяет обесценивать жизнь и всё активное в ней, вот что придает миру ценность видимости или ничто. Фикция иного мира уже присутствовала в других фикциях как условие, сделавшее их возможными. Напротив, воля к ничто сама нуждается в реактивных силах: она не только переносит жизнь исключительно в реактивной ее форме, но и нуждается в реактивной жизни как в средстве, с помощью которого жизнь должна себе противоречить, отрицать и уничтожать себя. Чем были бы реактивные силы, отделенные от воли к ничто? А чем была бы сама воля к ничто без реактивных сил? Она, возможно, стала бы чем-то совсем другим, чем то, в качестве чего мы ее воспринимаем. Следовательно, смысл аскетического идеала таков: выражать сродство реактивных сил с нигилизмом, выражать нигилизм как «двигатель» реактивных сил.

16. Триумф реактивных сил