Ницше и философия

Мы увидим, что два упомянутых вида ответственности, ответственность-долг и ответственность-виновность, различны по своей природе. Источником первой ответственности является деятельность культуры; она – всего лишь средство этой деятельности, она развивает внешний смысл боли и должна исчезнуть в своем продукте, чтобы уступить место прекрасной безответственности. В другой всё реактивно: ее источник – характерное для ресентимента обвинение, она прививается к культуре и извращает ее смысл, она сама приводит к перенаправлению ресентимента, который больше не ищет виновных вовне, а увековечивает себя в тот момент, когда интериоризирует боль. – Мы говорили: священник интериоризирует боль, изменяя направление ресентимента; тем самым священник наделяет нечистую совесть формой. Мы спрашивали: как может ресентимент изменить свое направление, полностью сохраняя такие свои свойства, как ненависть и мстительность? Продолжительный анализ, который мы проделали, дает нам основание для ответа. 1) Прикрываясь родовой деятельностью и узурпируя ее, реактивные силы создают массовые объединения (стада). Некоторые реактивные силы принимают вид действующих, остальные служат материалом. «Повсюду, где есть стада, их возжелал инстинкт слабости и организовала сноровка священника» [435]. 2) Именно в этой среде нечистая совесть обретает форму. Абстрагировавшись от родовой деятельности, долг проецирует себя в реактивную ассоциацию. Долг становится связью должника, обреченного на вечную его выплату, с кредитором, которому суждено вечно получать причитающиеся проценты: «Долг перед божеством». Боль должника интериоризирована, ответственность за долг превращается в чувство виновности. Тем самым священнику удается изменить направление ресентимента: мы, реактивные существа, не должны искать виновного вовне, мы все виновны перед священником, перед Церковью, перед Богом [436]. 3) Но священник не только отравляет стадо, он организует, защищает его. Он изобретает средства, позволяющие нам переносить приумноженную и интериоризированную боль. Он делает так, чтобы мы могли жить с той виновностью, которую сам впрыскивает. Он привлекает нас к мнимой деятельности, к мнимой справедливости – к служению Богу; он заинтересовывает нас ассоциацией, он пробуждает в нас «желание видеть процветание сообщества» [437]. Наша бесцеремонность домашней прислуги служит противоядием от нашей нечистой совести. Но, что важно, изменяя свою направленность, ресентимент полностью сохраняет связь с теми источниками, откуда он черпал свое удовлетворение, свою озлобленность, свою ненависть к другим. Я виноват – вот зов любви, при помощи которого мы, новые сирены, завлекаем других и совращаем их с пути истинного. Изменяя направление ресентимента, люди нечистой совести поняли, как лучше удовлетворить свою мстительность и распространить заразу: «… они сами готовы принудить к искуплению, они жаждут роли палача…» [438] 4) Во всем этом можно отметить, что форма нечистой совести подразумевает фикцию в не меньшей степени, чем форма ресентимента. Нечистая совесть покоится на искажении родовой деятельности, на узурпации этой деятельности, на проекции долга.

15. Аскетический идеал и сущность религии

Ницше иногда дает повод думать, что можно провести различие между двумя или даже несколькими типами религий. В этом случае религия оказалась бы существенно не связанной ни с ресентиментом, ни с нечистой совестью. Дионис – один из богов. «Я почти не сомневался в том, что существуют многочисленные разновидности богов. Среди них немало таких, которые кажутся неотделимыми от некоей халкионичности, некоей беспечности. Легкие ноги, быть может, принадлежат к числу атрибутов божественности» [439]. Ницше постоянно утверждает, что есть активные и жизнеутверждающие боги, активные и жизнеутверждающие религии. Всякий отбор предполагает религию. Следуя своему методу, Ницше признает, что у религии множество разных смыслов, зависящих от различных сил, которые могут ею завладеть: существует и религия сильных, и смысл ее глубоко связан с отбором и воспитанием. Более того, если рассматривать Христа как личностный тип, отличая его от христианства как коллективного типа, то следует признать, что Христос был в высшей степени свободен от ресентимента и от нечистой совести; он определяется радостной вестью, он представляет нам вовсе не христианскую жизнь, подобно тому как христианство представляет нам не религию Христа [440].