К пейзажной зарисовке у Горького добавляется пьеса Грига (в исполнении Макарова), которая в тон разыгравшейся буре вызывает у Самгина переживание мирового хаоса. Это – дионисийское переживание музыки, прочувствованное молодым Ницше и получившее выражение в его юношеском сочинении «Рождение трагедии из духа музыки». Уже в зрелые годы Ницше даст своему опыту четкую и лаконичную формулировку: «мир вовсе не организм, но хаос» («die Welt durchaus kein Organism ist, sondern das Chaos»).[353]
Ощущение беспредметности, невыразимости и текучести мира у Клима Самгина сразу же переходит в рефлексию своего собственного внутреннего состояния: «Это не было похоже на тоску, недавно пережитую им, это было сновидное, тревожное ощущение падения в некую бездонность и мимо своих обычных мыслей, навстречу какой-то новой, враждебной им. Свои мысли были где-то в нем, но тоже бессловесные и бессильные, как тени».[354]
И далее, на следующей странице: «и снова он стал прислушиваться, как сквозь него течет опустошающее, бесформенное».[355]Здесь описывается фундаментальное событие: актуализируется архетип, который в дальнейшем будет определять весь характер восприятия, переживания и осмысления главным героем самого себя и мира. Отныне и до последних страниц повести Клим Самгин будет вновь и вновь возвращаться к этому опыту, искать новые формы для его выражения. Снова и снова будет он «прислушиваться, как сквозь него течет опустошающее, бесформенное». Сцены, описывающие революционные события, станут для героя лишь внешней формой этого опыта течения опустошающего и бесформенного. В разные минуты своей жизни Клим Самгин будет то отдаваться этим ощущения и мыслям, пытаясь ими обосновать оригинальность и уникальность своей личности, то будет мучительно искать пути преодоления, оформления этого хаоса.Переживание хаотичности мира и самого себя у Самгина впоследствии начнет уточняться, конкретизироваться. Почти сразу после рассмотренного нами события образ хаоса приобретет новую коннотацию. Хаос – это не просто бесформенное и беспредельное. Хаос есть неоформленное, не приведенное к единству многообразие:
«Клим Самгин не впервые представил, как в него извне механически вторгается множество острых, равноценных мыслей. Они – противоречивы, и необходимо отделить от них те, которые наиболее удобны ему. Но, когда он пробовал привести в порядок все, что слышал и читал, создать круг мнений, который служил бы ему щитом против насилия умников и в то же время с достаточной яркостью подчеркивал бы его личность, – это ему не удавалось. Он чувствовал, что в нем кружится медленный вихрь различных мнений, идей, теорий, но этот вихрь только расслабляет его, ничего не давая, не всасываясь в душу, в разум. Иногда его уже страшило это ощущение самого себя как пустоты, в которой непрерывно кипят слова и мысли, – кипят, но не согревают».[356] Гераклитовский поток сменяется здесь вихрем Анаксагора. Согласно Анаксагору, вихревое движение есть проявление творческого, созидающего начала, суть которого заключается как раз в приведении разрозненной множественности к единству и тождеству. У Клима Самгина, однако, этот вихрь не созидает в конечном итоге ничего. Горький предсказал в образе своего героя грядущую «ситуацию постмодерна»: «вихрь различных мнений, идей, теорий», делающий человека и культуру творчески бесплодными, страдающими от неспособности хотя бы усвоить избыток разнородного материала. Здесь дан весь спектр ницшевских тем нигилизма и декадентства, вызванных пресыщением и утратой творческой, преобразующий хаос силы. Хаос есть необходимое условие созидания: «нужно еще носить в себе хаос, чтобы родить танцующую звезду» («man muss noch Chaos in sich haben, um einen tanzenden Stern gebaren zu konnen»).[357] Но для акта созидания требуются силы, способные организовать хаос. Если этих сил нет, хаос приобретает подавляющий, деструктивный характер. Творческая бесплодность Самгина обнаруживается в его попытке успокоить себя: «Я напрасно волнуюсь. В сущности – все очень просто: еще не наступил мой час верить. Я еще не встретил идей, «химически сродных» мне».[358] Герой лишь ожидает встречи с самим собой, со своей идеей, вместо того, чтобы творческим актом создавать самого себя и свою идею.