Нью-Йоркская школа и культура ее времени

Социальная изоляция, отмеченная Триллингом, постепенно слабела по мере того, как обе стороны осознавали важность солидарности. Жажда публичного самоутверждения в американской культуре была достаточно сильной, чтобы объединить даже самых закоренелых антиинтеллектуалов в хаотичном, но целенаправленном сближении, которое проявилось не только в авангардной литературе и художественных журналах, но и в сложении все более обширного сообщества художников, готовых регулярно встречаться друг с другом. Эволюция легендарного Клуба на 8-й улице описана многими его членами, которые порой расходятся в деталях, но неизменно признают ценность этой инициативы в деле обретения американским художником публичного статуса. Генезис этого типично американского художественного объединения сильно отличается от генезиса течений в европейском искусстве. Прежде всего, те, кто постепенно пришел к выводу, что для современных художников важно общаться друг с другом, вполне естественно взялся за организацию публичных дискуссий, открытых для обсуждения различных точек зрения. Если во Франции дискуссии, устраиваемые художественными течениями, обычно проходили среди художников, разделявших некие базовые постулаты, то в Нью-Йорке диалог шел в неоднородном и менявшемся сообществе нетерпимых индивидуалистов, которые соглашались лишь в одном – что происходит нечто необычное. Когда проводились публичные заседания Клуба, все принимались обмениваться беспорядочными, возбужденными и зачастую смешными репликами со своими антагонистами, получая удовольствие от самого спора как от способа самоутвердиться. На вопрос, заключенный в стандартном американском приветствии «Как дела?», эти поборники американского искусства могли бы только пожать плечами и заявить, что, как бы дела ни шли, для них важно благо Америки, отдельно взятых художников и старой богемной традиции.

Многие из этих одиночек, уже глубоко вовлеченных в дебаты о положении американского художника, сами были художниками, давно искавшими риторику и философию, которая отражала бы их специфический опыт. Такие остро мыслящие и обладающие широким художественным кругозором, как Дэвид Хэр, Роберт Мазеруэлл, Барнетт Ньюман, Марк Ротко, Виллем де Кунинг, Эд Рейнхардт и, конечно, умудренный опытом Гарольд Розенберг, убеждали остальных быть ближе к другим искусствам и к наукам, вместе с ними включиться в общее дело. Когда в 1948 году Базиотис, Хэр, Мазеруэлл, Ротко и Стилл задумали создать школу искусств в доме № 35 по 8-й Восточной улице, они назвали ее «Темы для художника», потому что, как они говорили, студент получит больше, если будет знать «о том, что пишут современные художники, не меньше, чем о том, как они пишут». Они хотели исследовать именно свою тематику, которая, как они твердо заявляли, отличает их от всех прочих продолжателей модернистской пластической традиции. Чтобы добиться от студентов такого же осознания влияния современной жизни на то, что они изображают, основатели школы ввели практику публичных лекций, которые вечером каждой пятницы обычно читал кто-то из художников. Уже за первый год своей работы эта студия стала местом сбора всех художников, небезразличных к изменениям в отношении к живописи, начавшимся в Нью-Йорке. Благодаря Мазеруэллу и Ньюману лекции затрагивали широкий круг вопросов и часто касались литературы. На следующий год встречи в пятничные вечера продолжились, причем в числе лекторов были теперь профессора Нью-Йоркского университета и такие интеллектуалы, как Ханна Арендт, Рихард Хюльзенбек, Джон Кейдж и Гарольд Розенберг. Они затрагивали вопросы, расширявшие теоретический багаж художников. В это же время на 8-ю улицу устремилась разросшаяся группа из кафе «Уолдорф». Так в конце концов и возник Клуб на 8-й улице, который в течение нескольких лет служил основным местом бесед участников Нью-Йоркской школы. Объединение нескольких неформальных групп обеспечило разнородность состава Клуба, предохранив его от замыкания на одной теоретической или эстетической программе.