Нью-Йоркская школа и культура ее времени

Макэйджи незамедлительно привел школу в порядок и разработал для нее новую программу, обещавшую пошатнуть устои всего предшествующего художественного образования в Америке. Его поддержали вернувшиеся после войны солдаты, которые по большей части были серьезнее и старше среднестатистического студента: их живой интерес к новым направлениям в американском искусстве помог Макэйджи создать свой необычный факультет. Он постоянно контактировал с Нью-Йорком и пригласил к себе в качестве одного из ведущих преподавателей Клиффорда Стилла, поступившего на факультет вскоре по возвращении из Нью-Йорка, где он готовил свою первую выставку в галерее Пегги Гуггенхайм. Стилл, несомненно, обладал огромной харизмой. «Он мог проповедовать Евангелие, приводя бейсбольные аналогии; он прямо-таки вбивал в головы студентов свои идеи об ответственности художника», – рассказывает Макэйджи¹²². И Стилл, и Макэйджи устраивали частые вылазки в Нью-Йорк, где последний изучал работы нью-йоркских художников и время от времени писал статьи. Своим тамошним собеседникам они, что вполне естественно, предложили преподавать в Сан-Франциско, и в 1947 году на летний семестр приехал Марк Ротко. Ротко оказался весьма вдохновенным профессором, чью «вкрадчивую речь» Макэйджи сравнивает с вьющимся дымком его вечной сигареты. За эти пять лет директорства Макэйджи в Сан-Франциско приезжали и другие нью-йоркские художники, последним из которых был Эд Рейнхардт. Во время его пребывания в городе местные художники испытывали то же ощущение движения, тот же всплеск энтузиазма и уверенности, что и их нью-йоркские коллеги. Западное побережье, как подчеркивал Макэйджи, представляло собой в то время «более чем открытую ситуацию», где было возможно все, в том числе и слава, которая внезапно обрушилась на простого художника, работавшего школьным учителем (как Клиффорд Стилл). Тем более теплый прием получали там нью-йоркские светила – Поллок, де Кунинг, Ротко, Рейнхардт – как со стороны студентов, так и со стороны педагогов и очень небольшого, но постоянно растущего числа местных ценителей современного искусства.

Как педагог Макэйджи был необыкновенно отважен, он сделал Калифорнийскую школу искусств одной из немногих художественных школ страны, где молодые люди могли общаться с ведущими силами американской живописи. Его намерением было показать студентам философские предпосылки развивавшегося на их глазах авангардного искусства. «Исследуя принципы, в соответствии с которыми мы живем, средствами своего пространственно-временного пластического языка, художники выходят на новый уровень», – писал он в учебном проспекте 1948 года, приводя диаграммы и детальные объяснения, иллюстрирующие идею пространственно-временного континуума и раскрывающие для студентов «новую, в сравнении с ренессансной, меру жизни». Макэйджи любил поговорить об «иррациональных истинах» и вообще поддерживал романтико-метафизические идеи наиболее радикальных художников Нью-Йоркской школы. В организованном им круглом столе, призванном продемонстрировать глубину проблем, затрагиваемых современной американской живописью, приняли участие авторитетные специалисты в самом широком круге областей. Наряду с визуальными художниками, в частности Марселем Дюшаном и Марком Тоби, там выступали философ Джордж Боас, антрополог Грегори Бейтсон, литературный критик Кеннет Бёрк, арт-критики Альфред Франкенштейн и Роберт Голдуотер, куратор Эндрю Ритчи, композиторы Дариюс Мийо и Арнольд Шёнберг (приславший свой доклад в машинописном виде), а также архитектор Фрэнк Ллойд Райт. Благодаря разнородности группы дискуссии были по большей части довольно абстрактными и вращались вокруг проблемы культуры в кардинально изменившемся обществе. В каком-то смысле участники из числа нехудожников представляли собой идеальную для поставленной цели компанию, поскольку не были тесно связаны с современным американским искусством, но осознавали, что во внимании к нему заключен их долг. Например, Кеннет Бёрк посчитал себя обязанным объяснить свой интерес так:

По существу, причина, по которой я слежу за современным искусством с такой жадностью и серьезностью, состоит в следующем: это область, где с особой глубиной выявляются основные темы нашего времени. <…> Мы должны со всей серьезностью отнестись к современному творчеству, ибо оно обращено к основным темам жизни, к тому, что люди ищут, над чем задумываются, к чему возвращаются вновь и вновь, стремясь выработать к нему свое отношение.

Марк Ротко и Аджа Юнкерс беседуют на одном из вернисажей. 1950-е.