С самого начала Клуб, если верить его завсегдатаям, работал по образцу парижского кафе. Художники приходили сюда – нередко с подругами, – чтобы выпить кофе или виски и лишний раз убедиться в наличии собратьев с теми же долгами, одиночеством и растерянностью в отношении новых путей к успеху. В то же время Клуб представлял собой явную попытку сплотиться и тем самым утвердить позицию американского художника в озадачивавшем его послевоенном обществе. Художники использовали эту «явку», чтобы отдохнуть и поближе познакомиться с коллегами, чтобы укрепить связи с рассеянной аудиторией из числа образованных слоев общества, чтобы укрепить свое положение в качестве части интеллигенции наряду с писателями и композиторами. Никакая ностальгия по былой автономии не могла задушить в них, визуальных художниках, желание вовлечь в свою область размышлений других интеллектуалов и дать им заговорить. Они гордились тем, что в программу лектория входили выступления Ханны Арендт, Лайонела Эйбеля и Э.Э. Каммингса. Хотя Дэвид Хэр, Эд Рейнхардт или де Кунинг порой резко возражали этим внушающим благоговейный трепет интеллектуалам, они в числе первых поддержали идею приглашать в Клуб поэтов, философов, психиатров и критиков. В эти беспокойные годы сборища художников и их компаньонов словно пошли на штурм врат американской культуры. Толпы в Клубе и в ряде других мест вроде «Седар Таверн» стали легендарными. Наслышанные о них молодые провинциалы приезжали в Нью-Йорк ради того, чтобы выпить с «большими художниками», окликнуть их «Привет, Джек» (или Билл, или Франц) и ощутить себя частью движения в искусстве, пусть еще не вполне определенного. Жаркие дискуссии, которые завязывались в Клубе, и даже непостижимо умные лекции воодушевляли все возраставшую армию приверженцев богемных обычаев мыслью о вовлеченности в происходящее. Даже пьянство (а споры в Клубе не обходились без бумажных стаканчиков с бурбоном или скотчем) казалось многим из новоприбывших приметой принадлежности к особой, изысканной среде.
Как считается, эта среда приобрела зримые очертания во время трехдневной дискуссии в Клубе 21–23 апреля 1950 года. Бо́льшая часть ее стенограмм была опубликована в 1951 году Уиттенборном и Шульцем в журнале «Современные художники Америки». Хотя эта вторая рискованная затея ее издателей так и не двинулась дальше первого выпуска, она, как стало ясно сразу, создала бесценный исторический документ, за составление которого отвечали Роберт Мазеруэлл и Эд Рейнхардт при участии заведующего библиотекой Музея современного искусства в Нью-Йорке Бернарда Карпела. Они поставили себе целью перехватить историю у историков, связать современное искусство с помыслами самих художников и «на ходу подхватить его смысл». О силе потребности создать характерно американское художественное направление свидетельствует уже само сотрудничество Мазеруэлла и Рейнхардта, уже прослывшего к этому времени его штатным моралистом. Критические суждения Рейнхардта, которыми он щедро делился с ценившей их аудиторией Клуба, не мешали его участию в серьезном и целенаправленном прояснении расширявшегося культурного контекста. Невзирая на еженедельные ожесточенные споры, среди сотрудников Клуба существовало молчаливое согласие в том, что формирование среды в конечном счете важнее.