Нью-Йоркская школа и культура ее времени

Интеллектуалы Западного побережья разделяли склонность к радикализму с сильной анархистской примесью, которой способствовали как активные действия организации «Индустриальные рабочие мира», так и бум оккультных теорий в Голливуде. Филип Гастон вспоминает свое детство на фоне причудливых проявлений многочисленных культов, храм одного из которых – «Синего треугольника» – располагался прямо напротив его дома. Семнадцатилетний Джексон Поллок, поступив в 1928 году в училище прикладного искусства, немедленно увлекся теософией и учением Кришнамурти. Другие его интересы отражены в письме к брату от 1929 года, где он сообщает, что в училище его воспринимают как «поганого бунтаря из России». В том же письме он сообщает, что познакомился с работами Риверы во время коммунистических митингов, которые посетил после того, как в прошлом году его исключили из училища, и что у него есть номер «Креэйтив Арт», посвященный Ривере. Там же он прочел манифест Ороско «Новый Свет, новые расы и новое искусство», начинавшийся словами: «Искусство Нового Света не может уходить корнями ни в традиции Старого Света, ни в традиции аборигенов, представленные памятниками наших древних индейцев»²⁸. Новые ценности уже выразились в архитектуре Манхэттена, продолжает Ороско, и за ней должны последовать живопись и скульптура. В заключение он утверждает:

…высочайшей, самой логичной, самой чистой и сильной формой живописи является стенная роспись. Только в этой форме живопись составляет единое целое с другими – со всеми другими – искусствами.

Кроме того, роспись – это самая бескорыстная форма живописи, так как она не может быть предметом частной выгоды; ее нельзя спрятать, предназначив для удовольствия привилегированных единиц.

Она существует для народа, существует для ВСЕХ.

Через несколько месяцев Поллок поехал в Помона-колледж, где Ороско недавно закончил свою первую американскую фреску, а осенью отправился в Нью-Йорк, где записался в класс живописи Томаса Харта Бентона и незамедлительно вошел в контакт с Ороско, который (в октябре 1930 года) работал вместе с Бентоном над настенной росписью в Новой школе социальных исследований.

Гастон остался в Лос-Анджелесе, куда в 1932 году приехал Сикейрос, чтобы преподавать в Чуинардской художественной школе. Задолго до того, как Управление общественных работ приступило к осуществлению муралистского проекта, интерес американских художников к мексиканцам подогревался публикациями их американских работ и в некоторых случаях прямым контактом с мексиканскими живописцами. Ороско начал покорение Америки с Помоны, а Ривера в 1930 году приступил к росписям в здании Фондовой биржи Сан-Франциско.

Несмотря на свои давние богемные традиции, Сан-Франциско не слишком жаловал живопись и скульптуру. Писатели-авангардисты, в частности Кеннет Рексрот и, гораздо позже, Генри Миллер, легко могли найти здесь узкий, но восторженный круг почитателей, однако местные художники переживали трудные времена. Когда на арт-сцену ворвались мексиканцы, они вызвали столь бурные споры и столь широкий интерес, захвативший самую состоятельную и снобистскую среду, что соперничать с ними стало едва ли возможно. Приведем отрывок из воспоминаний художника Джона Феррена, посвященных его коллеге Юнь Джи, молодому гению, который жил в Сан-Франциско и работал во французской манере, найденной им еще до того, как в 1927 году он впервые посетил Париж: