Нью-Йоркская школа и культура ее времени

Тогда в Сан-Франциско доминировали мексиканцы. Ривера был хорош и невероятно «современен». Слова «современное искусство» теперь, когда битва выиграна (вновь проиграна, вновь выиграна и так далее), ничего не значат. Тогда они значили много, и равнодушный взгляд, безразличие или негодующее отрицание решали дело. Один – два художника постарше, видевшие Матисса, поддерживали Юня (помню, они устроили прием в честь Матисса, когда тот останавливался здесь по пути на Таити, но нас не пригласили). Макдональд-Райт был где-то рядом, но он тогда писал свои эротические «Ориенталии»… Всеведущий Кеннет Рексрот был другом и советником. В остальном – тишина²⁹.

Ирония, заключенная в буржуазном успехе мексиканской революционной риторики, не прошла незамеченной для молодых художников Лос-Анджелеса. Сикейрос встретил теплый прием в кинематографических кругах и, по свидетельству Флетчера Мартина, написал свою единственную наружную роспись в городе на стене дома владельца крупной художественной галереи. Смесь сказочной революции и голливудской продажности смущала в художественной среде многих. Искушенные деятели искусства в то время считали Голливуд губительным для творчества. Нередко раздавались сетования на судьбу хороших писателей, переехавших в Голливуд и там пропавших. С явной неприязнью вспоминает о работе в Голливуде в начале тридцатых годов Лилиан Хеллман. Ее возмущали безграмотные замашки студийного начальства, жесткий распорядок, который должны были соблюдать одаренные писатели и, разумеется, власть денег:

Если ты был писателем, получавшим пять сотен долларов в неделю, тебе редко доводилось встретить тех, кто получал пятнадцать сотен… Только через много лет я поняла, что это было комичное время с его слишком безупречным английским антиквариатом, пришедшим на смену слишком резной испанской мебели и развешанным по стенам шалям, с плоским выспренним языком… В нашем собственном уродливом доме над камином висел портрет льва, глаза которого вспыхивали, если нажать на кнопку³⁰.

Еще Хеллман вспоминает об интересе Натанаэла Уэста и Дэшила Хэммета к миру неудачников, тогда, как и сейчас, наводнявших Голливуд, и считает «День саранчи» лучшей книгой, написанной в Голливуде.

Впрочем, изобретенный в Голливуде шик остается шиком, и через Лос-Анджелес еще до прихода к власти Гитлера прошли многие великие люди, а некоторые (по непостижимым причинам) решили там остаться. Чарльз Чаплин в своей автобиографии вспоминает поток выдающихся гостей, в том числе Гертруду Стайн, которая прочла ему лекцию о киносюжетах (назвав их «слишком банальными, сложными и натянутыми»), а также Альберта Эйнштейна, который провел в доме Чаплина вечер, учтиво обсуждая возможность существования привидений. «В то время, – пишет Чаплин, – спиритизм был в моде, и эктоплазма окутывала Голливуд, как туман, особенно концентрируясь в домах кинозвезд, где проходили спиритические сеансы, демонстрировались случаи левитации и случались паранормальные явления»³¹.