Нью-Йоркская школа и культура ее времени

В основном художественная критика наращивала влияние на страницах «Партизан Ревью», где публиковались Джордж Л.К. Моррис, Мазеруэлл, Суини и куда в конце концов перешел Гринберг, а также «Нэйшн», где Гринберг страстно поддерживал новые имена. Деятельность Гринберга была наиболее последовательной: после 1939 года он отказался от марксистского анализа в пользу описательных статей о конкретных художниках и произведениях. Сбросив мантию литератора ради художественной критики, Гринберг показал себя достойным учеником Хофмана, и уже в одной из первых статей в «Нэйшн» проанализировал характерные черты американского мышления: позитивизм, равнодушие к отвлеченным раздумьям, склонность к получению быстрых результатов и оптимизм. Вскоре, однако, он проявил собственную пристрастность, с жаром набросившись на то, что называл «неоромантизмом». Мишенью Гринберга оказались сюрреалисты, которых в статье от 14 ноября 1942 года он обвинил в том, что они перешли от антиизобразительной направленности кубизма и абстрактного искусства к противоположной. «Законы», о которых неустанно говорил Хофман, были очень привлекательны для Гринберга, который перенял риторику художника времен его ранних критических выступлений по отношению к пространству кубизма и к злодеяниям тех, кто «протыкает в холсте дыры», пишет сюжетные работы и вообще оставляет принципы модернизма, намеченные переходом от Сезанна к кубизму. В 1943 году критик нападал на картину Мондриана «Буги-вуги на Бродвее», которая показалась ему неуверенной и нелепой работой (впрочем, в следующем номере ему пришлось извиниться за то, что он приписал художнику использование в картине смешанных цветов, оранжевого и фиолетового). Он критиковал Матту за «абстрактные комиксы» и выражал недовольство любовью Музея современного искусства в Нью-Йорке к Парижской школе. На протяжении следующих нескольких лет его критика музея за поддержку романтического возрождения, которое он считал реакционным, продолжалась. В январе 1944 года он высказал мнение, что американское искусство, подобно американской теории литературы, сдает свои позиции, и посетовал на то, что не каждый может увидеть в абстрактном искусстве единственный путь к самобытности. Все критические работы Гринберга 1943–1944 годов обнаруживают явное влияние рассуждений Хофмана. Вновь и вновь он настаивал на том, что картина не должна быть окном на стене и что следует уважать двумерность картинной плоскости. Очень быстро проявилась его склонность как бы между прочим бросать категоричные высказывания. Его антипатия к сюрреалистам была безгранична, и он указывал на их недостатки, когда только мог. Принимая во внимание преданность критика Поллоку, от которого он, безусловно, многому научился, удивительно, что он так и не изменил своего мнения о сюрреалистах. Впрочем, как показали последующие годы, это было не в его характере: прочная и безраздельная приверженность абстрактной традиции делала для него недоступным все то, что от этой традиции отклонялось. Так, 10 июня 1944 года он писал: «Крайний эклектизм, преобладающий сейчас в искусстве, представляет собой нездоровое явление, которому следует дать отпор, даже рискуя впасть в догматизм и проявить нетерпимость».

Очередной всплеск ярости Гринберга вызвал в 1945 году рост интереса к Кандинскому, и, чтобы развенчать его живопись, критик вновь применил риторику мастерской на 8-й улице, указав на то, что картинная плоскость «продырявлена», а «отрицательное пространство» не уравновешено. Высокая оценка Кандинского Поллоком и преклонение перед ним Горки, возможно, тоже вызывали у Гринберга раздражение. В своей рецензии на выставку Горки в 1945 году он не упомянул Кандинского, но упрекнул Горки в том, что тот отвернулся от Миро и Пикассо ради «Матты, этого короля комиксов» и слишком простого «биоморфизма». А 7 апреля 1945 года, обозревая вторую персональную выставку Поллока, высказал сожаление по поводу того, что Поллок иногда оставляет «зияющие дыры» на своих холстах. (Принимая во внимание отвращение Гринберга к явно экспрессионистским работам Кандинского и Горки, в его приверженности Поллоку можно усмотреть некоторую аберрацию; возможно, именно личный контакт с Поллоком сделал Гринберга на время его самым красноречивым сторонником.)

Сопротивление Гринберга возрастающей лирической тенденции у художников-абстракционистов можно отметить в его обзоре выставки, открывшейся в новой галерее Говарда Патцеля. В номере «Нэйшн» от 9 июня 1945 года он комментировал «новый метаморфизм», усматривая в этом стремлении к поэзии и воображению восстание против кубизма, что кажется ему достойным сожаления. То, что Гринберг называл «возвратом элементов изображения, размытого контура и третьего измерения», было, по его мнению, регрессом. Он всего этого не одобрял на том основании, что «вместо использования в качестве сюжета самих средств своего искусства художник гонится за новыми “идеями”, скрывающими его неудачу в разработке средств, имеющихся у него в руках».