— Я не выписываю «Южный край», — повторил нотариус. На лице его читалось раздражение; впрочем, слабое. — Это какое-то нелепое совпадение. Должно быть, разносчица ошиблась дверью. Рядом размещается землеустроительная комиссия, они выписывают.
Глава пятая
«ПОЕДЕМ, КРАСОТКА, КАТАТЬСЯ!»
1
«Не отдаст — твой он, Лютый»
Костя Филин постучал в дверь условным стуком, как учили: три-раз-три. Рядом переминался с ноги на ногу Ёкарь, скрипел сапогами, а может, снегом.
В окошке колыхнулась занавеска.
— Шо надо?
— Мы к хозяину.
Филин придал голосу солидности, хотя под ложечкой ныло, тревожило. К
— По каковой нужде?
— По нужде в нужник ходят! Хозяин звал.
— Хто такие?
Открывать не спешили, проверяли. Вдруг борзые[21]
заявились?— Филин с Ёкарем.
Глухо лязгнул засов. Дверь приоткрылась, на гостей с подозрением уставился ражий детина: брови в шрамах, нос свёрнут набок. Чувствовалось, что детина свою беспутную жизнь провёл на «кула̀чках» за Михайловской церковью, на собственной шкуре выяснив, что значит «дать бло̀ку», «пустить звонаря» или «положить гриба в живот».
— Стволы, перья?
Когда зовут на хазу к весовому, ствол лучше не брать. Костин «Smith&Wesson» остался дома. У Ёкаря с собой была финка. Детина финку забрал, сноровисто обхлопал обоих по одежде — не припрятали ли чего? — и крикнул в горницу:
— Они самые. Чистые.
— Впусти, — донеслось в ответ. — Дозволяю.
Горница Костю разочаровала. Он-то думал, весовой живёт — ого-го! У Гамаюна
А тут что?
Потолок башку трёт. Окошки мутные. Доски под ногами ходуном ходят. Скрипят хуже Ёкаревых говнодавов. Или это Ёкарь скрипит?
Он думал, что Гамаюн затеет разговор с глазу на глаз. Нет, за столом сидели трое. Холодный пот прошиб Костю: а ну как резать позвали? Он не знал, за что его нужно резать, но страх и не искал причины. Сунут перо под ребро: был славный парень Филин, да в лес улетел…
«Ёкарь — ладно, — подсказал страх. — Ёкаря не жалко. Если что, спасай себя».
Гамаюн был нахохлившейся птицей. Нос-клюв, хищный взгляд. Губы сжаты в тонкую ниточку. Рядом на табурет взгромоздился натуральный медведь. Косая сажень в плечах, рубаха на груди трещит. Волосатые ручищи — каждая с Костину ляжку. На левой скуле — шрам. О зверствах Лютого с Залютино по городу ходили легенды. Третий — хорёк хорьком, мелкий, юркий. Глаза — крючки рыболовные: вцепятся — не отпустят.
— День добрый.
Костя поспешил стащить с головы шапку.
— Добрый, ё! — поддакнул Ёкарь.
— Звали?
— Пасть захлопни, — буркнул Лютый. — Спросят — ответишь.
После этого троица замолчала надолго. Курили, окурки гасили в мятой жестяной миске. Кроме этой миски, коробка̀ спичек и пачки «Гусарских», на столе ничего не было.
— Спрашивайте, — не выдержал Костя.
Понимал, что жизнью рискует. А смолчать не мог.
— Уж мы спросим, — заверил хорёк.
В горнице ощутимо похолодало.
— На гранд ходили? — разлепил губы Гамаюн. — В Волжско-Камском?
— Ходили.
— Четверо сгорели, а вы соскочили?
— Соскочили.
— Как такой расклад вышел?
— Они все на площадь ломанулись! — кинулся объяснять Ёкарь.
На лице его ясно читалось, что лучше бы Ёкарь кинулся головой в прорубь. От вора отчаянно несло едким потом. Ноги Ёкарь сжимал так, будто ему срочно требовалось по малой нужде, и он едва сдерживался, чтоб не напрудить в штаны.
— Там их фараоны с дубака̀ми[22]
и повязали! А мы с Филином — на второй этаж, и в окно! Которое во двор. В сугроб сиганули, потом дворами, ё…— За фарт спросу нет, — веско заявил Лютый.
У Кости отлегло от сердца. Ну, самую малость.
— Ещё кто сдёрнул? — поинтересовался хорёк.
Костя пожал плечами:
— Не знаю. Не видел.
— Не видели, ё! Как шухер, мы давай ноги рисовать!..
— Нишкни, — велел Гамаюн.
Ткнул пальцем в Костю:
— Ты говори. Что сказать хотел?
Костя с трудом проглотил ком в горле.
— Нас семеро было. Четверых повязали. Значит, ещё кто-то сдёрнул, окромя нас.
— Счетовод, — хмыкнул в усы Лютый.
И вытащил из пачки папиросу. Чиркнул спичкой, прикуривая. Филину дико захотелось курить, но спросить позволения он не решился.
— Кто же?
— Гастон, ё! — не вытерпел Ёкарь. — Кто ж ещё?!
— Гастролёр, — уточнил Филин. — Который нас на дело собирал.
— Верняк, гастролёр! Сто пудов!
— Гастон, — птица-Гамаюн щёлкнул клювом, раскусил имя как орех. — Кто таков? Из деловых, или так? Вас, балбесов, как нашёл?