Нюрнберг

На фронте Волгин чуть ли не ежесекундно сталкивался со смертью, но ведь тогда была война, кругом царили хаос и смерть. И как же глупо теперь погибнуть из-за оплошности необученного наивного мальчишки, который, не слушая приказа, буквально швырнул «полуторку» в гнездовье врага, лоб в лоб. И как жалко этого самого мальчишку, этого смешного курносого Тарабуркина, который и пожить-то не успел, и полюбить не успел; и как жалко солдат в кузове, которые совершенно не были готовы к подобному повороту, и их тоже ждали дома матери, сестры, друзья, невесты. И как обидно, что он, Волгин, не справился с первым же важным заданием, которое дал ему Мигачев, подвел и полковника, и себя, и всех вокруг!..

Обо всем этом думал Волгин, глядя в удивленные, растерянные, ошеломленные лица людей напротив, а те глядели на него, не веря собственным глазам. Они ведь тоже не хотели погибать, и каждый, надо понимать, тоже вспоминал свою жизнь и близких, которые ждут в уютных немецких городках и поселениях.

Ситуация была патовая: наши оказались как на ладони, спрятаться некуда; гитлеровцы же не могли бежать – дорога была перекрыта «полуторкой».

– Все из машины! – проорал Волгин внезапно охрипшим голосом. – Все из машины!!!

Зайцев не заставил его повторять, да и Тарабуркин тоже. Они почти одновременно вывалились наружу; солдаты тем временем выпрыгивали из кузова и прятались за «полуторку» и камни вокруг.

Гитлеровцы тоже времени не теряли – рассыпавшись по щелям, они попрятались за штабелями боеприпасов и открыли огонь.

Волгин кубарем выкатился из машины вслед за Тарабуркиным и оттолкнул перепуганного мальчишку за ближайший валун. Выхватил из кобуры пистолет и стал отстреливаться, распластавшись на каменистой земле.

Он уже вполне овладел собой: знал, что в бою важно сохранять холодный рассудок. Он мысленно вычислял, сколько человек на поляне, а сколько может быть в пещере, кто где притаился, и каждого пытался удержать в поле зрения.

Вот здоровяк: он укрылся за машиной, роется в ящиках, – наверняка набирает за пазуху гранаты и патроны.

Вот водитель грузовика: он спрыгнул с подножки и скрылся за пирамидой, составленной из продолговатых коробок с оружием. Сейчас он ищет автомат, чтобы отстреливаться.

Вот тощий и высокий тип: он наверняка переползет к дальнему валуну на самом краю обрыва, из-за которого получит отличный обзор. Рядом с валуном стояла коробка, из которой выглядывали сошки армейского пулемета, – тощий наверняка попробует им воспользоваться. Пулемет – штука серьезная. Поэтому тощего надо снять в первую очередь.

Остальные Волгина волновали в меньшей степени: они прятались за камнями и ящиками ближе к пещере. Если уползут в нору – их беда. В норе всех можно скрутить одним махом. Лишь бы не уничтожили архив.

Обычно недобитые гитлеровцы действуют под покровом ночи. Ночь – время преступления. Почему на сей раз они сделали исключение и появились средь бела дня? Видать, сильно торопились.

Тощий, как и предполагал Волгин, переполз к пулемету и уже пытался перезарядить его. Он чуть приподнялся, и Волгин выстрелил. Пуля попала тощему в горло, он схватился за шею обеими руками, захрипел, откинулся назад и, не удержавшись, полетел в пропасть.

Водитель грузовика тем временем стал поливать автоматными очередями. Зазвенело разбитое стекло. Очередь прошла сверху вниз по кузову, брызнули во все стороны щепки.

Зайцев, спрятавшийся под днищем «полуторки», охнул и скорчился.

– Живой? – крикнул Волгин.

– Ага, – отозвался Зайцев, прижимая руку к плечу. – Задел, гад.

Пуля прошла навылет через левую руку, чуть повыше локтя.

Волгин дождался, когда водитель перезарядит автомат и вновь высунется из-за пирамиды, и спустил курок. Выстрел был точен. Водитель опрокинулся вперед, ящики рухнули наземь, из них с металлическим клацаньем вывалились новенькие винтовки. Тяжелые немецкие гранаты покатились по камням.

Советские солдаты пытались отстреливаться – кто из-за кузова, кто из-под машины; один только Тарабуркин съежился за валуном, закрыв голову руками, будто ребенок, и тихо то и дело вскрикивал.

Здоровяк вскочил из-за камня и швырнул гранату в сторону Волгина; капитан на лету перехватил ее и отправил обратно. Взрыв потряс ущелье. Валун раскололся, часть его упала в пропасть. Вместе со здоровяком.

Тем временем один из гитлеровцев, остававшийся невидимым для Волгина, по-пластунски прополз к кабине «Голиафа» и взобрался на подножку. Плюхнувшись на водительское место, он завел машину. Волгин попытался подстрелить его, но тот почти лег на сиденье, из-под «полуторки» «достать» гитлеровца было невозможно.

«Голиаф» взревел и, исторгнув из себя тяжелый клуб дыма, ринулся вперед. Волгин едва успел выкатиться из-под «полуторки», как мощный удар сотряс машину. Борта жалобно заскрипели, и полуторка отлетела на несколько метров назад, наполовину освободив дорогу. Это был умный маневр, только так и можно было удрать с поляны.

Гитлеровец рванул руль, «Голиаф» подался назад, затем по дуге направился к «полуторке», намереваясь обогнуть ее с левого борта. Наши принялись палить по кабине, но куда там!..