Нюрнберг

– Вам следует различать две категории, – говорил Геринг спокойным и невозмутимым тоном. Его голова была надменно вскинута, руки лежали на бортах трибуны. – Те, кто совершил тяжкое преступление против нового государства, естественно, предавались суду. Однако остальные, от которых можно было ожидать таких действий, помещались в превентивное заключение. Это вначале.

Рейхсмаршал отпил воды из стакана и продолжил:

– Потом все значительно поменялось. Если кого-то помещали в превентивное заключение по причинам государственной необходимости, это не могло быть пересмотрено или остановлено судом. Позднее…

– Давайте опустим это! – перебил его Джексон. Он стоял за трибуной обвинения и нетерпеливо постукивал ладонью по бумагам. – Если вы просто ответите на мой вопрос, мы сэкономим много времени.

Главный обвинитель от США нервничал. Он очень тщательно готовился к допросу второго человека в гитлеровском рейхе, проработал массу материалов, которые предоставили ему помощники, и, казалось, был готов к любому повороту разговора; но сейчас Джексон чувствовал, что проигрывает, причем проигрывает по всем фронтам.

Геринг вел себя вызывающе. Казалось, он снисходит к необходимости что-либо объяснять обвинителю и едва удостаивает того ответом; он глядел на Джексона, как надменный сюзерен глядит на ничтожного вассала.

Джексон намеревался сломать сопротивление противника градом бьющих наотмашь вопросов, но Геринг, против ожидания, не только не смутился, но еще и забавлялся тем, какое ошеломление вызывали в американском обвинителе его афористичные эскапады.

– Вы с самого начала намеревались свергнуть и затем действительно свергли Веймарскую республику?

– Это было моим твердым решением.

– А придя к власти, вы немедленно уничтожили парламентское правительство в Германии?

– Оно больше было нам не нужно.

– Придя к власти для того, чтобы ее удержать, вы запретили все оппозиционные партии?

– Мы считали необходимым не допускать в дальнейшем существование оппозиции.

– Вы также проповедовали теорию о том, что вам следует уничтожать всех оппозиционно настроенных по отношению к нацистской партии, чтобы они не могли создать оппозиционную партию?

– Поскольку оппозиция в какой-либо форме серьезно препятствовала нашей работе, оппозиционность этих лиц не могла быть терпима.

– Имеется ли на скамье подсудимых кто-нибудь, кто бы не сотрудничал с вами для достижения этой цели?

Геринг вскинул брови и ядовито улыбнулся:

– Ясно, что никто из сидящих здесь подсудимых не мог быть в оппозиции к фюреру.

В зале зашептались. Обвинитель Джексон явно демонстрировал, что он находится не в лучшей форме. По крайней мере, в сравнении с обвиняемым Герингом.

– Вы когда-нибудь хвалились тем, что подожгли здание рейхстага, хотя бы в шутку?

– Я употребил только одну шутку, если вы подразумеваете именно это. Я сказал, что конкурирую с императором Нероном…

* * *

Хельмут, если бы он знал об этом диалоге, был бы очень доволен. Рейхсмаршал эффектно отражал нападки американского обвинителя и заставлял того крутиться будто на раскаленной сковороде.

Но Хельмуту сейчас было не до пикировки Джексона и Геринга. Он направлялся в свое логово. Он уже твердо сложил в голове план дальнейших действий. Он не любил, когда ему перечили.

Тем временем Лена уговорила охранника впустить ее в каморку Эльзи и Бригитты. Бригитту лихорадило – Лена заметила это еще с утра, когда принесла узницам скудный завтрак.

Эльзи растерянно наблюдала за няней, та улыбалась ей потрескавшимися губами. Лена дала Эльзи несколько карандашей, а теперь принесла еще и пару листов бумаги, чтобы отвлечь девочку.

Бригитта благодарно смотрела на Лену, когда та, усадив Эльзи себе на колени, стала раскрашивать вместе с маленькой художницей детские рисунки. Эльзи от старания высунула наружу кончик языка.

Она любила рисовать. Как-то раз Лена раздобыла на черном рынке цветные мелки, и Эльзи – за неимением доски – разрисовала ими стены. Хельмута это обстоятельство очень разозлило, и он запретил Лене что-либо приносить ребенку и потребовал вообще не общаться с заложницами.

Лена периодически нарушала это требование, по-свойски договариваясь с часовыми. При этом она старалась не злоупотреблять своими возможностями.

Но сейчас ситуация была исключительная; Бригитте становилось все хуже, ей не помог отвар, который Лена приготовила из лечебных трав, купленных на рынке.

Лена досадовала, что загодя не запаслась лекарствами. Но лекарства стоили очень дорого, на черном рынке они сбывались втридорога, а зачастую их было и вовсе не достать.

Лена укутала Бригитту в свою кофту, и это было единственным, что она могла сделать в этой ситуации.

– Иди, – прошептала Бригитта; ее по-прежнему мучил жар. – Он вот-вот вернется.

В убежище подпольщиков царила сонная атмосфера. Кто-то возился с оружием, кто-то лениво играл в карты.