Низвержение

– Удивительно, что ты меня еще помнишь, – отсалютовал я в ответ, приготовившись к классическим расспросам а-ля «ничего не помню, ничего не чувствую».

Пожимает плечами на мои слова, якобы хочет сказать: «Я тут всего лишь временно работаю, ничего серьезного, все по мелочи, так что не обращай внимания», и я, конечно, верю, ибо куда деваться, я ведь за выпивкой изначально сюда шел. Он тужится, перебирает различные варианты, извечная игра в «перевороши свое прошлое». Разговоры о Портном мы заминаем, потому что потратить четыре года, чтобы устроиться на работу в алкомаркет, это, конечно, мощно, и мы сами это прекрасно понимаем и не упоминаем лишний раз, но как бы удерживаем эту мысль в голове все время нашей приятельской беседы. Он рассказывает о грандиозном Ничего в его жизни, как он первое время не знал куда податься, начинал с Бюро и тут же им заканчивал, и двигался все дальше по сточной траншее, именуемой «жизнь», и я его слушаю, ценю его старания, не напираю, правда, и чтобы хоть как-то разбавить душную обстановку, перевожу разговор на нейтральную тему, так и не вспомнив его имени за все время беседы.

– У вас тут что-то вроде инвентаризации? – спрашиваю я, а сам разглядываю опустевшие витрины.

– Типа того. На деле нас закрывают. Недельку другую еще, может, проработаем и все, по домам.

Мне всегда нравилось это «мы». Нас закрывают, мы переезжаем, мы сегодня не работаем, у нас перерасчет, у нас скидки, мы перезвоним вам. Кто мы-то?

– Ожидаемо.

– На самом деле, нет, – насупился он. – Два года все шло как по маслу, вот просто идеальное место, если хочешь, чтобы тебя не трогали, а мне только это и нужно было. И посетителей мало, и Начальство редко появляется, раз в месяц, может, если не реже. Да, не без косяков, и тут есть свои заморочки, как говорится, но как и везде, разве нет? И так продолжалось бы еще пару лет, ну хотя бы годик еще, если бы на днях к нам не ворвался Валера, вон он стоит, кстати… Чего? Да сейчас я подойду, погодь! Так вот, заходит к нам и почти что с порога кричит: мол, все, прикрывают нашу лавочку. Говорит, что наверху там чем-то не угодило наше заведение, истории про какие-то наркотики, какая-то чепуха, словом, кто-то кому-то шепнул, вскрылись подробности, о которых, представь, никто не знал, и вот мы уже на обочине, – говорит он, переминаясь с ноги на ногу, якобы идти надо, но поговорить очень хочется.

– Ну да, ну да, – киваю я, заранее прикидывая в голове, во сколько обойдется мне бутылочка глинтвейна.

– Ладно, бог с ним. Сам-то ты как? Тебя давно не видно уже, думали, что опять уехал. Как устроился вообще? Где работаешь? – как-то уж чересчур проникновенно спрашивает он, так что, хочу я этого или нет, а выпадаю в его реальность, где он пробивает до дрожи своими маркетинговыми глазами, ожидает от меня ответов на вопросы, об которые я разбиваюсь каждое утро.

Вот тут-то я и понял, но уже слишком поздно, что он меня подловил, и все слова, до смерти глупые слова, которые припасены были у меня на такие случаи, точно в этот раз перестали приходить в голову. Я растерялся, если не сказать смутился, и не знал, честно, что ответить ему. Мой собеседник это заметил, и не то чтобы ему стало неловко за банальное участие и любопытство, но переминаться с ноги на ногу он стал гораздо чаще, как бы уже поджидая, рожу ли я ему хоть что-нибудь.

– Я, честно… с Бюро пытаюсь разобраться. Вроде как зовут, но что-то все никак, и…

– М-м, – кивает он, а сам откровенно разглядывает меня, точно уже неважно, что я ему говорю.

Мне даже на мгновение стало неуютно в своей одежде, и хоть она и была все это время неотъемлемой частью моего образа в моих же глазах, но все же вид полуобеспеченного бомжа, уверен, говорил сам за себя.

– С девушкой, вот, живу на квартире, – продолжаю я, – скоро собираемся переехать и все такое. Слушай, вы ведь еще не закрылись, да? Я могу покупать у вас?..

– Да, конечно, – кивает он, а сам уже готов рвать во все ноги к Валере или кто его там звал.

Глинтвейна на мою сумму мне, конечно же, не нашли, и хоть не сразу, где-то после вскрытия третьей коробки, мне достали что-то полусладкое, так что я не стал брыкаться, денег мне хватило ровно впритык. Я тут же распрощался с мыслью добраться до квартиры на трамвае. Про сигареты и упоминать не стоит, но я искренне надеялся выпросить их хоть пару штук по пути домой. Мне вынесли бутылку вина, никак не упаковав ее, что еще больше смутило меня.

– Послушай, – обращаюсь я к своему безымянному знакомому, – можно ее хоть как-то упаковать?

– У нас закончились пакеты, – почти с ходу отчеканивает он.

Я еще больше смутился. А когда в голову полезли мысли, как я пойду по проспекту средь бела дня с бутылкой в руке, да еще и в таком виде, а там как назло море школьников, тучи полицаев, что как голуби по всему проспекту в такое время, мне стало почти тошно.

– Это несерьезно, дай мне хоть что-нибудь, во что бы завернуть это хозяйство.