Ночь

Лысый будто забыл обо мне – его спина удалялась в направлении огромной домины, сложенной из металлической арматуры и листов шифера. Строение такого типа я видел только однажды – в далеком тамильском поселке, построенном рядом с загонами для слонов. Спеша за Караванщиком, я успел рассмотреть, что рядом с тропой по земле тянутся какие-то стальные балки, отполированные до серебристого блеска. Железная дорога – так это называлось когда-то. В памяти закопошилось воспоминание, связанное с этими параллельными линиями, перечеркнутыми вертикальными штрихами. Тот частокол на карте был железной дорогой. Неужели в Город Света можно приехать, а не прийти?

В конюшне тем временем обозначился абрис некого чрезмерно крупного существа. Нет, оно не было похоже на слона, а больше напоминало черного дракона с блестящей кожей. В поддержку такой версии впереди раздался тяжелый выдох, и мне навстречу вывалило огромное облако белого пара. Я догнал Караванщика и, перекрикивая сипение монстра, спросил:

– А что там за диво такое?

– Я вам не скажу за точную маркировку. Я ни разу не специалист. Я могу вам назвать закупочные цены угля в каждом полисе, до торга и после него, и ту границу, после которой у меня уголь покупать уже не будут, а начнут его покупать у Мони или Налика. – Лысый был слишком занят, чтобы объяснить все по-человечески или хотя бы просто обратить внимание на суть вопроса. Мне стоило спросить, на какой такой «безопасный транспорт» мы собираемся пересесть, еще тогда, когда нашу повозку влекла под беззаботными звездами четверка коней. – Я вам признаюсь, что, как последний поц, считал, будто это что-то серийное типа СУ, ИС, ФД. Потому что звездочка. Но Машинист объяснил, что это трофейная машина, переделанная Советами и поставленная на рельсы на второстепенном маршруте. Немецкая. Или, может, даже польская.

Мы подошли ближе к черной громаде, и стали заметны тяжелые выкрашенные красным колеса, кулисы и ползуны. Из завесы пара показались массивный прицеп, будка и необъятное тело, все покрытое бородавками заклепок.

– Когда в Городе Света возобновили разработку угольного месторождения, Машинист с ребятами вспомнили про местный музей железной дороги. Нашли это чудо, сняли с постамента, привели котел в рабочее состояние и поставили на рельсы, – продолжил Караванщик.

Я тем временем заметил упомянутую красную звезду, приваренную к носу паровоза. Она выглядела так естественно, будто была тут всегда.

Котел храпел и сопел, ведя себя скорее как живое существо, чем как какой-то механизм. Из кабинки увидели нас, там загорелся слабый желтый фонарь. Через секунду со ступеньки спрыгнул черный, словно вылепленный из угольной пыли и мазута, человечек.

– А вот вам и Машинист, быстрый, как Абрам на рыбном привозе! – нервно представил угольного человечка Караванщик. – Так мы уже наконец поедем или будем стоять тут, как Сара, которая так долго ждала жениха на углу, что к ней начали подходить поцы, покупающие любовь за деньги?

Машинист был одет очень легко: шорты, майка и вьетнамки. Однако обнаженные части тела не белели в ночи, перепачканные смесью угля, масла и пота до состояния полной неразличимости с его грязной одеждой. Этот человек выглядел отлитым из чугуна. Не потому ли на нашем языке железную дорогу и называют чыгункой?

– С вами по стандартной таксе, – коротко сказал он Караванщику, и в чугуне блеснули белки его глаз и белые зубы. – А это кто?

– Это мой очень хороший знакомый, я вам скажу. Умен, как ребе Элияху бен Шлома Залман, известный также как Виленский гаон. О, да вы, я вижу, не знаете, кто такой Элияху бен Шлома Залман!

– С очень хорошего знакомого семь цинков, десять – если с обратным билетом, – распорядился Машинист.

Наблюдая за его движениями и репликами, я уверился, что этот человек воспитан был не без участия Андрея Платонова. В юности увлекался Хлебниковым и Маяковским. Человек незлой, но вряд ли занимается благотворительностью.

– Извините, пожалуйста, – поклонился я. – Но вот сейчас у меня совсем нет с собой денег. Весь цинк кончился по дороге вследствие множества злоключений.

– Кто без цинка – идет пешком, – коротко заключил Машинист.

– Вы не представляете себе, какой это талантливый человек! – всплеснул руками Караванщик. – Скоро будет Сказителем в Городе Света, можете мне поверить! А мы скоро поедем? Стоять тут небезопасно!

– Если это такой талантливый пассажир, заплатите за него сами, – предложил Машинист. – Семь цинков в одну сторону, в обе стороны – десять.

Реплика железнодорожника не нашла отклика в сердце бывшего ювелира. Человек, который заправлял тремя фургонами цинка, сделал вид, что не услышал предложения.

– Давайте уже поедем! – повторил он без особенного напора.

– Послушайте, – обратился я к перепачканному углем черту. – Я очень люблю поезда. Движение. Котел, похожий на «живот всего трудящегося человечества», как у Платонова. Я всю жизнь хотел проехать на паровозе. Правда, вот как раз сейчас – ну совсем денег нет.

Тот задумался. Что-то шевельнулось у него в сердце. Литература – великая сила.